Александру Твардовскому

АЛЕКСАНДРУ ТВАРДОВСКОМУ

 

Когда в колхозы толпами сгоняли

Уже во всём обманутых крестьян,

Ты в этом факте осознал едва ли

Для родины губительный изъян.

 

Ты верил — этим будем мы гордиться

И что победы самый верный знак

Не палец, что по сути единица,

А только пальцы, сжатые в кулак.

 

Но ты уже не маленькую малость

Прочувствовал, что навсегда осталось

В душе среди других святых идей —

Чтоб не по воле чьей-нибудь сжималась

Рука в кулак, а только по своей.

 

И вот в «Стране Муравии» мы видим,

Как по одной из тысячи дорог,

На власти большевистские в обиде,

В своей телеге едет Моргунок.

 

Россия! Жаром залитые дали!

Но вот, всё тем же солнышком палим,

На вороном коне товарищ Сталин,

Нежданно возникает перед ним.

 

Куда, мол, путь? Какая дума в сердце?

А взгляд и впрямь отточено-стальной.

И видит Моргунок — не отвертеться.

«— Не буду врать тебе, отец родной.

 

Мне так хотелось к сорока годишкам

Построить на отшибе хуторок.

Не для того, чтоб кланять горб излишкам,

А чтоб во всём — как мне подскажет Бог.

 

Но тут такая буча заварилась,

Что и отшиба нынче не найдёшь.

Немало мне с лошадкой исходилось,

И всё коммуния — одно и то ж!

 

И ты, отец наш, дай ответ,

Чтоб люди зря не спорили:

Конец предвидится, ай нет

Всей этой суетории?

 

И жизнь — на слом,

И всё на слом —

Под корень, подчистую.

А что к хорошему идём,

Так я не протестую.

 

Лишь об одном я, Моргунок,

Прошу, товаищ Сталин,

Чтоб и меня и хуторок

Покамест что — оставить.

 

И объявить: мол, так и так,

Чтоб зря не обижали;

Оставлен, мол, такой чудак

Один во всей державе...»

 

Покуда неудачник-хуторянин

Перед отцом державным речь держал,

Куда-то неожиданно упрянул

Отец земель, народов и держав.

 

И хоть поэма дальше повествует —

Пристать к коммуне должен Моргунок,

Но сердце понимает, сердце чует,

Не мог он к сатане пристать, не мог.

 

Он разделил печальную дорогу

С твоим отцом и с матерью твоей,

Да и с твоей, — когда судили строго

Тебя, поры советской соловей.

 

Как исступлённо активисты вуза

Тебя винили, подкулачный брат,

Во всех грехах Советского Союза,

В чём ты, конечно, не был виноват.

 

Но как потом могуществом поэта

Всё тем же Моргунком на взлёте сил

Ты гневному отрепью отомстил —

И Сталинскую премию за это

Как бы на зло неправде получил.

 

Но и потом, над сталинскою кривдой

Уже с великой мудростью смеясь,

В поэме ядовитой и нехитрой

Своих гонителей ты бросил в грязь.

 

Они из комсомольских пиджачишек,

Мечтая о свершениях больших,

Повырастали до высоких шишек

В костюмах элегантных а ла шик.

 

И уж не в комсомольские играя,

А в игры коммунистов всей земли,

Они заместо сказочного рая

Страну к могильной жизни привели.

 

В этом царстве-государстве

Всё на лжи и на коварстве,

И, как в жарком далеке,

Всё у власти в кулаке.

 

Но как Сталин не старался —

В матерь этак, в матерь так! —

В кулаке, видать, остался

Уничтоженный кулак.

 

Тёркин — «дальше тянет нить,

Развивая тему:

— Ну, хотя бы сократить

Данную Систему?

 

Поубавить бы чуток,

Без беды при этом...

— Ничего нельзя, дружок,

Пробовали. Где там!

 

Кадры наши, не забудь,

Хоть они лишь тени,

Кадры заняты отнюдь

Не в одной Системе.

 

Тут к вопросу подойти —

Штука не простая:

Кто в Системе,

Кто в Сети —

Тоже Сеть густая.

 

Да помимо той Сети,

В целом необъятной,

Сколько в Органах — сочти!

— В Органах — понятно.

 

— Да по всяческим Столам

Список бесконечный,

В Комитете по делам

Перестройки Вечной...

 

Ну-ка, вдумайся, солдат,

Да прикинь попробуй:

Чтоб убавить этот штат —

Нужен штат особый.

 

Невозможно упредить,

Где начёт, где вычет.

Словом, чтобы сократить,

Нужно увеличить...»

 

Пока ещё ты сталинским диктатом

Провалы нашей жизни объяснял,

Но был святым, ну а точнее — свЯтым,

Кого отец учителем считал.

 

Тебе казалось, если б только встал он

Над мешаниной злых и добрых дел,

То сразу бы во всём, в большом и малом,

Все до одной ошибки разглядел.

 

И в тот же миг, склонившись над штурвалом,

Друзьям на радость и на зло врагам,

Повёл страну по яростным отвалам

К совсем другим, счастливым берегам.

 

Ещё не знал ты о письме, в котором

Добряк Ильич советы призывал

Пройтись расстрелом по церковным сворам,

Чтобы народ от веры враз отстал.

 

И ужас, если б он из мавзолея

Однажды вышел и глаза открыл —

Террор, еще опаснее и злее,

Российские просторы б затопил.

 

Ты этого не знал ещё, однако

С любой неправдой шёл открыто в бой.

Неясно было, чем грозила драка,

Да Истина была перед тобой:

 

«Спроста иные затвердили,

Что будто нам про чёрный день

Не ко двору все эти были,

На нас кидающие тень.

 

Но всё, что было, не забыто,

Не шито-крыто на миру.

Одна неправда нам в убыток,

И только правда ко двору!»

 

10.12.15 г.,

Святки

 

Использованы выдержки из поэм

Твардовского «Страна Муравия»,

«Тёркин на том свете», «По праву

памяти»