Баллада об автомате
В приморском городишке жизнь – не сахар,
и море – не романтика, а данность.
Хотелось вечно новизны с размахом,
и настроенье было чемоданным.
Мои шестнадцать лет, дурных, щенячьих –
здоровый лоб с раздолбанной гитарой…
Подвалы, чердаки, пустые дачи,
хавиры, кореша, бабло и шмары…
Дрались, курили, пили, понтовали,
рыдали "Мурку", говорили матом.
Однажды ночью в сквере привокзальном
построил нас солдатик с автоматом.
Мелькнуло: «дезертир» и «самоволка»,
и мысль о том, что лучше б я был трезвым.
Обделался Карим, занюнил Толька,
стал белым нос у Витьки Козореза.
Как деньги отдавали, тоже помню,
зрачком безмолвным загнанные в угол.
В ту ночь я повзрослел и четко понял,
кто должен стать мне самым близким другом.
и море – не романтика, а данность.
Хотелось вечно новизны с размахом,
и настроенье было чемоданным.
Мои шестнадцать лет, дурных, щенячьих –
здоровый лоб с раздолбанной гитарой…
Подвалы, чердаки, пустые дачи,
хавиры, кореша, бабло и шмары…
Дрались, курили, пили, понтовали,
рыдали "Мурку", говорили матом.
Однажды ночью в сквере привокзальном
построил нас солдатик с автоматом.
Мелькнуло: «дезертир» и «самоволка»,
и мысль о том, что лучше б я был трезвым.
Обделался Карим, занюнил Толька,
стал белым нос у Витьки Козореза.
Как деньги отдавали, тоже помню,
зрачком безмолвным загнанные в угол.
В ту ночь я повзрослел и четко понял,
кто должен стать мне самым близким другом.