Свет во тьме светит

СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ

 

Поэма нестыковок

с Генрихом Гейне

 

Валюше в день рожденья

 

В «Германии», зимней сказке своей,

Творенье кощунственно-спорном,

Ты рассказал, как солнце встаёт

Над городом Падерборном.

 

Но рассказал не просто так,

В стиле ясном, привычном,

А в том, что с детства усвоил ты, —

Насмешливо-ироничном.

 

Ты пишешь: «Над Падербороном в тот день

Солнце сощурилось кисло.

И впрямь, освещенье глупой земли —

Занятье, лишённое смысла.

 

Едва осветило с одной стороны,

К другой несётся поспешно.

Тем временем та успела опять

Покрыться тьмой кромешной.

 

Сизифу камня не удержать,

А Данаиды напрасно

Льют воду в бочку. И мрак на земле

Рассеять солнце не властно».

 

Какие смешные рассветы у вас!

Какое бессильное солнце!

У нас в России в солнечный день

Всё вокруг смеётся.

 

А если где-то от облака тень

На землю порой находит,

Она на кромешную тень, ей-ей,

Ни капли не походит.

 

И даже на той стороне земли,

Которую ночь облегает,

Тень, лишь завидит солнца восход,

Панически убегает.

 

Наверно, в вашей стране лучи

Темны, как льняное масло!

У нас ночами от луны

И то бывает ясно.

 

Но дальше читаем: «Туман исчез,

И в дымке розоватой

У самой дороги возник предо мной

Муж, на кресте распятый.

 

Мой скорбный родич, мне грустно до слёз

Глядеть на тебя, бедняга!

Грехи людей ты хотел искупить —

Дурак! — для людского блага…»

 

О ком ты скорбишь? Никак о Христе?

В воду — не зная броду?

Иуда, и тот понимал — Христос

Неумным не был сроду.

 

И Он грехи не хотел искупить.

Он знал, Он извечно знает,

Что смертью своей весь Адамов род

На вечные веки спасает.

 

Спасает ушедших. Живших тогда.

Сейчас на земле живущих.

И тех, кто будет жить. Для всех —

Рая грядущие кущи.

 

И разве в этом Его вина,

Что кто-то злой, нелюдимый

Этих прекрасных вечных мест

Захочет пройти мимо?

 

Только тот мимо пройдёт,

Кто злобой на Бога пышет.

Но поглядим, что в «Сказке» твоей

Ирония дальше пишет.

 

«Скверную шутку сыграли с тобой

Влиятельные персоны.

Кой дьявол тянул тебя рассуждать

Про церковь и законы?»

 

Да! Называть персонами тех,

Кто в Божьем единстве слиты,

Пожалуй, может только тот,

Кто из Деннициной свиты.

 

Правда, и свите дано было знать,

Что принимала решенье

Троица единосущная о

Всечеловечьем спасенье.

 

И — кому умирать на кресте,

Род растленный спасая,

Вызвался сам на Голгофу идти,

О муках своих зная.

 

Никто рассуждать Его не тянул,

Что проповедовать в свете.

Вместе о том обсудили Они

На предвечном совете.

 

Решила, как людям жить на земле,

Троица, а не персоны.

Церкви станут основой всего

И нравственные законы.

 

И снова читаем: «Печатный станок

Ещё известен не был.

Ты мог бы толстенную книгу издать

О том, что относится к небу».

 

Но Богу не нужен печатный станок.

Его оружие — Слово.

О том, что так или не так,

Он скажет снова и снова.

 

И этот живительный для души

Единственный в мире напиток

Люди, в звонкие фразы вольют,

Внесут в пергаментный свиток.

 

И свиток с годами не нужен уже.

Он верующему веригой,

Если книгой становится ум

И сердце становится книгой.

 

А свитки (и толстые книги потом) —

Хранилища Откровений —

Как память о главном для тех, что придёт,

Для новых, других поколений.

 

Но и у новых, кто в Боге живёт,

Загадкой для иноверца,

Тысячи душеполезных книг

Легко вмещаются в сердце.

 

Книги нужны для целей других

На Волге или на Рейне —

Чтоб цензор купюры делал в них.

Твои это мысли, Гейне.

 

«Там всё, касающееся земли,

Подвергнул бы цензор изъятью, —

Цензура бы тебя спасла,

Не дав свершиться распятью».

 

Цензура — Иуды вредней и черней,

Да что уж там, дьявол с нею.

Цензура не верящих в Бога людей,

Она намного страшнее.

 

Разные люди схожи в одном —

Нужнее им — Мефистофель.

За истины, что нам оставил Господь,

Его повели к Голгофе.

 

Твердит Мефистофель: мол, пей и гуляй,

Жизнь только раз даётся.

Но узок и труден путь к тому,

Что Царствием вечным зовётся.

 

И пьющим-гуляющим невдомёк,

Что смерть для души — развлеченья,

Что в Царствии вечном — только и жизнь,

А то, что не в нём — мученья.

 

Но, Генрих, ты — закалённый боец,

Нет для тебя различий,

По-прежнему стих твой бритвы острей,

Отточено-ироничен.

 

«И в проповеди нагорной ты

Разбушевался не в меру,

А мог проявить свой ум и талант,

Не оскорбляя веру».

 

В Нагорной проповеди Господь,

В пику душевным срывам,

Учил — как благодатным быть,

Праведным и счастливым.

 

Без этих лучших свойств души

Не дорастёшь до Бога,

И в Царство Божие войдёшь,

Лишь проявляя их строго.

 

Но ты их, Генрих, осудил

Как веры оскорбленье.

А вот какой — не дал нам знать.

Видать, нашло затменье.

 

Той, дохристовой, что сочли

Безгрешной фарисеи,

Но формалистикой своей

Ставшей камнем на шее?

 

Или Христос оскорбил ту,

«Разбушевавшись не в меру»,

Веру, которую людям принёс,

То есть Христову веру?

 

Но веру Христову ты защищать

В «Сказке» своей и не думал.

Ты все живые основы её

Выставил вроде пугал.

 

А ведь к народу, к братьям любовь,

Что ты в стихах прославил,

Это из тех же нагорных идей,

Или, точнее, правил!..

 

Что там осталось еще у тебя

От богоборческой главки?

Одна, завершающая строфа.

Это я так, для справки.

 

Чтобы читатель наверное знал,

Что главный выпад «Сказки»

Уже ужом подполз, подошёл

К своей кощунской развязке.

 

«Ростовщиков и торгашей

Из храма прогнал ты с позором,

И вот, мечтатель, висишь на кресте

В отместку фантазёрам».

 

Ещё оказались распятья виной

Ростовщики с торгашами.

Значит, Гейне, уместен вертеп

В Божьем святом храме?

 

Видно, уместен… Я вспомнил мысль

Твою о вере ненужной.

О том, что скоро всякий храм

В Германии станет конюшней.

 

В Германии, слава Богу, не стал.

Но ваш Бонапарт недавний

Пытался в России осуществить

Этот кошмар бесславный.

 

Вот это, действительно, был фантазёр —

Германское в мире господство!

Такой армадой пошёл на Русь,

Да спохватился поздно.

 

А фантазёр, сошедший с креста,

Миром по-прежнему правит,

И светоносных Его идей

Жизнь в забытье не оставит…

 

Над Падерборгом что-то у вас

Тьма Божий свет хоронит.

И восходящее солнце её

Всё никак не разгонит.

 

Наше солнце заметно сильней.

Это любой отметит.

Но и ночами при вере у нас

Свет во тьме светит.

 

19.11.15 г.,

Прп. Варлаама Хутынского;

 

21.11. 15 г.,

Собор Архангела Михаила

и прочих Небесных Сил бесплотных