Поздней осенью или ранней весной
Поздней осенью или ранней весной,
Когда ты выйдешь на дорогу вслед за мной,
И напоишь меня водою талой –
Разлившейся вдоль берега рекой.
Зарницей бледной небо разразится,
Рассветной бурей сменится закат.
Тебе усталой поутру приснится,
Что я когда-нибудь вернусь назад.
Вот лай собак и скрип петель калитки;
Вот я нагнулся, коробок ища;
Вот стук шагов по тротуарной плитке
И тихий шелест моего плаща.
Вот дверь открыл – немного злой, сердитый,
Отламываю хлеба два куска;
Вот подхожу к тебе – больной, небритый,
И сердце отдаётся на висках.
Безмолвной тенью, будто лист продрогший,
Ложусь в тобой согретую кровать.
Ты плачешь надо мной, как над усопшим,
И в губы не даешь поцеловать.
Ты выйдешь проводить меня с закатом
И свечи в горнице потушишь перед сном.
А месяц март знобит и лжет проклятый,
И слёзы пахнут проливным дождём.
Январь 2015
Когда ты выйдешь на дорогу вслед за мной,
И напоишь меня водою талой –
Разлившейся вдоль берега рекой.
Зарницей бледной небо разразится,
Рассветной бурей сменится закат.
Тебе усталой поутру приснится,
Что я когда-нибудь вернусь назад.
Вот лай собак и скрип петель калитки;
Вот я нагнулся, коробок ища;
Вот стук шагов по тротуарной плитке
И тихий шелест моего плаща.
Вот дверь открыл – немного злой, сердитый,
Отламываю хлеба два куска;
Вот подхожу к тебе – больной, небритый,
И сердце отдаётся на висках.
Безмолвной тенью, будто лист продрогший,
Ложусь в тобой согретую кровать.
Ты плачешь надо мной, как над усопшим,
И в губы не даешь поцеловать.
Ты выйдешь проводить меня с закатом
И свечи в горнице потушишь перед сном.
А месяц март знобит и лжет проклятый,
И слёзы пахнут проливным дождём.
Январь 2015