Русь бунтарская-4

РУСЬ БУНТАРСКАЯ

 

Сцены пугачёвской смуты

 

 

Поздняя осень 1773 года. Письмо петербургского генерал-майора Кара симбирскому коменданту полковнику Чернышёву. Разгром Кара под Оренбургом. Военная хитрость мятежников. Утро Екатерины Второй. Придворный бал.

 

КАР

 

(Ходит по кабинету, диктует писарю)

 

Крупно пиши: «Уважаемый граф, мой полковник любезный!

Вот мы и свидимся снова по воле премудрой судьбы.

Екатерина-царица своею рукою железной

Соединяет в единую две наших розных тропы.

Белкой кручусь в колесе, весь в постылых проблемах рекрутских,

Ты ведь и сам испытал этот нудный безрадостный труд.

Вдруг появляются два адъютанта лощеных и грузных

И к государыне чуть ли не в спальню с рассвета везут.

А государыня свежий приказ саморучно вручает.

Мне под начало даёт полдесятка разрозненных рот,

Фреймана с войском его, визуально пока, добавляет

И посылает смирителя Польши в казанский поход.

Этого Фреймана, друг мой любезный, ты, кажется, знаешь,

Прежде казацких смутьянов он в ваших местах разгонял,

Добрый вояка и хват, не какая-то светская залежь,

После трудов проведём вечерок у тебя, генерал (!).

 

Ну, а что дела касается, трактом самарским спешите

До Оренбурга, но прежде старайтесь Татищеву взять,

Там закрепитесь получше и вести моей обождите –

Где нам навстречу пойти и единою армией стать.

Думаю, этот поход обернётся нам славной забавой.

Но одного я боюсь, чтоб, узнав раньше срока о нас,

Не разбежались мятежники всей своей грозной оравой.

А призадержатся, будет им добрая взбучка, Бог даст...».

 

Часть соединений Кара занимают село Юзеево, чтобы предупредить продвижение на Оренбург Хлопуши. Генералы Кар и Фрейман движутся к губернской крепости. Частые нападения пучагёвцев останавливают их. К карете Кара подъезжают вестовые.

 

ВЕСТОВОЙ

 

(стучит в окошко; дверца распахивается)

 

Мой генерал! На позицию Фреймана снова напали

Всадники на быстроходных, каких-то бесовских конях.

Мы лишь по залпу по этим проклятым охальникам дали,

А уж они затерялись в глубоких окрестных снегах.

Конница наша и нынче пыталась пуститься в погоню,

Только куда там. Завязла – и трети версты не прошла.

Был непростой переход, дюже выдохлись люди и кони.

 

КАР

 

(выходя из кареты)

 

Всем отходить на Юзеево! Плохо сложились дела.

 

ВТОРОЙ ВЕСТОВОЙ

 

Наш авангард, генерал, пугачёвцы атаками смяли!

Дружно из пушек палят. Батареи на ближних холмах.

Этакой прорвы мортир никогда мы у них не видали.

С боем отходим – но всё же заметны смятенье и страх.

 

КАР

 

Ну-ка ясней, вестовой! Так заметны пока или, может,

Душами правят уже? Если так, то случилась беда!

 

ВТОРОЙ ВЕСТОВОЙ

 

Да, виноват, генерал. Люди в страхе великом, но всё же

Паники нет. Отвечая огнём, отступают сюда.

 

КАР

 

Всем передай – отступать на Юзеево!

 

(своему адъютанту)

 

Нашей бригаде

Взять на Юзеево курс! Отбиваться ружейным огнём.

 

(оставшись один)

 

Кто мог подумать о столь изощрённой и мощной засаде!

Ладно, отступим. Хоть малость в домашнем тепле отдохнём.

 

Ночь в Юзеево проходит незаметно. Под утро село окружают бунтовщики. Кар и Фрейман высылают к ним посланника с манифестом Екатерины. Пугачёвцы читают манифест.

 

ПЕРВЫЙ ПУГАЧЁВЕЦ

 

Слабый, братва, дукументишко. Наш и сильней и правее.

Ишь, нажимают на что. Мол, сдавайтесь, и делу каюк.

 

ВТОРОЙ ПУГАЧЁВЕЦ

 

Правда, дают обещанье, что сдавшихся в плен пожалеют,

Нашу проступку забудут и спустят вину нашу с рук.

 

ТРЕТИЙ ПУГАЧЁВЕЦ

 

Мол, расходись по домам. Ну а дома-то прежние власти,

Всё нам припомнят сполна, надают сгоряча тумаков.

 

ПЕРВЫЙ ПУГАЧЁВЕЦ

 

Нету по части свободы ни слова, а также по части

Полной отдачи нам речек, земель, сенокосов, лесов.

Снова обман. Побыстрей отвезём мунифест атаманам,

Чтобы как лучше нам было, пущай сообча и решат.

 

В стане Кара и Фреймана тревога – со стороны Казани слышится пушечная стрельба. Заканчивается совещание штаба.

 

КАР

 

Это же путь отрезают к Казани! Сниматься всем станом!

Быстро назад!

 

ФРЕЙМАН

 

Непременно назад. Непременно назад.

 

Объединёнными усилиями Пугачёв и Хлопуша преследуют отходящий объединённый корпус. По переметённой сугробами дороге тянутся воинские обозы. Мимо проносятся всадники.

ИЛЕЦКИЙ КАЗАК

 

(погоняя лошадь с передка саней; в них две переносных пушки; сзади толкает сани еще один казак)

 

Так нам, земляк мой илецкий, уйти далеко не придётся.

Мимо-то ишь как проносятся конники – ветер свистит.

 

ВТОРОЙ КАЗАК

 

Надо нам будет, земеля, теперича так мне сдаётся,

Чуть поотстать да и вывались пушки у тех вон ракит.

 

(освободившись от пушек)

 

Ну и пригоже пошло. А своих мы догоним, братишка,

Не сумневайся – легко. Впрочем, нам их теперь догонять

Вряд ли резон. Сзади степь взбаламутилась вихрями, ишь как!

Конница это! Давай-ка скорее в ракитник сигать!

 

ПЕРВЫЙ КАЗАК

 

(стеганув лошадь и скрывшись за другом в кустарнике)

 

Вот тебе раз! Гренадёрскую сотню никак окружили.

Сняли с коней. И по снегу погнали, как стало овец.

 

ВТОРОЙ КАЗАК

 

Нас бы с тобой не заметили. Больно в снегу наследили.

Ну-ка помолимся дружно. Иначе, земеля, конец.

 

Разбитый императорский корпус лишь частично выходит из окружения.

Крепость Чернореченская. Чернышёв разговаривает с сакмарским атаманом и двумя илецкими казаками.

ПЕРВЫЙ КАЗАК

Видел своими глазами, как часть гренадёрская наша,

Чуть поотстав от колонны, попала разбойникам в плен.

 

ВТОРОЙ КАЗАК

 

Ругань, побои, стрельба, уж такая ли горькая каша!

Пленных вели вдоль дороги, а снегу там выше колен.

 

АТАМАН

 

(кивая на своих спутников)

 

Этих ребят, чуть живых, мы нашли на Сакмарской дороге.

Снегом оттерли, потом самогонки, – и вот на ногах.

 

ЧЕРНЫШЁВ

 

Сила, мой друг атаман, всё же, думаю, в Господе Боге.

 

АТАМАН

 

(улыбаясь)

 

В Боге, конечно. Но чуть в самогонке, и в наших снегах.

 

ЧЕРНЫШЁВ

 

Стол вам в столовой накрыли, порадуйте души, а после

В комнаты вас отведут, отдохните пока до утра.

 

Слуга уводит атамана и казаков. Спешно входит адъютант полковника.

АДЪЮТАНТ

 

Снова, полковник, в прихожей какие-то странные гости.

 

ЧЕРНЫШЁВ

 

Ладно, давай уж зови, раз такая настала пора.

 

Входят Падуров, сотник, три казака и солдат.

 

ПАДУРОВ

 

Рад вам, полковник, представиться. Я депутат оренбургский,

Вот документы мои. Был разбойником схвачен на днях.

Только с темницей, такой нечестивой, смирится ли русский?

С этими вот господами бежал и скитался в снегах.

Правда, скитания наши едва ли не с первого шага

Были разумны – друзья мои здешние знают места,

Но и не лишней для нас оказалась казачья отвага –

Вражьих постов насчитали до крепости около ста.

А в Оренбурге о вас услыхали. Без наших подсказок

Вам до него не дойти. И мы здесь, господин Чернышёв.

Снег лишь в долинах речных и в степи, как болотина, вязок,

А по окрестным горам мы пройдём без особых трудов.

 

ЧЕРНЫШЁВ

 

Но на холмах Пугачёв любит ставить свои батареи.

 

ПАДУРОВ

 

То – на холмах. На горах ставить пушки – совсем ни к чему.

Разве что коз убивать. Лишь у города – горы вернее:

Весь на виду у тебя; как по лысине, шпарь по нему.

 

ЧЕРНЫШЁВ

 

Ты убедил меня, новый знакомец. Веди к Оренбургу.

Я за наградою, слово полковника, не постою.

Здесь подождите меня. Может, в лагере с час я пробуду.

Я накажу накормить вас. И вышлю кибитку мою.

 

Без барабанного боя Чернышёв выступает из Чернореченской. Путь, действительно, идёт по горам. Утром отряд прибывает к Сакмаре, близ Оренбурга. Капитан Ружевский с тремя казаками отправляется с докладом к оренбургскому губернатору.

РУЖЕВСКИЙ

 

Мой генерал! Я спешу доложить, что отряд Чернышёва

За день и ночь совершив по округе поход обходной,

Ваши пополнил ряды, чтобы общими силами снова

Выступить перед теряющей разум разбойной ордой.

 

РЕЙНСДОРП

 

Нет, капитан, – потерявшей свой разум, уже потерявшей.

Ну да теперь мы могучая сила, на горе врагам.

Первая радость за осень.

 

(секретарю)

 

И в честь славной радости нашей

Выдай-ка, добрый Сергей, по бокалу шампанского нам!

 

Секретарь приносит в бокалах шампанское, и в это время со стороны Сакмары раздаются пушечные выстрелы.

 

РЕЙНСДОРП И РУЖЕВСКИЙ

 

(враз)

 

Что это?!..

 

Под Сакмарой после губительных пушечных выстрелов сотни пугачёвцев окружают отряд Чернышёва. Пугачёв с пятью «провожатыми» подъезжает к генеральской карете. Она окружена кольцом защитников.

 

ПУГАЧЁВ

 

Братья мои! За кого умереть вы хотите?

За толстопузого графа, который не сеял, не жал?

Он и теперь-то в тепле, а вы здесь на ветрище стоите.

Ну, а не он ли по глупости, скопом, вас в руки нам сдал?

Есть ли, скажите мне, в мире подлунном подобный тупица,

Кто бы пяти незнакомцам поверил по стану врага

Их провести по таинственным тропам и, как говорится,

Вывести к месту спасения, не замарав сапога.

Вот они – ваши спасители.

 

(кивая на пятерых спутников)

 

Скромные наши герои.

Каждый в военном искусстве похлеще, чем ваш генерал.

Что за наука такая, которая силы утроив,

Так возвышает людей? – Да свобода! Я так бы сказал.

И я хотел бы спросить вас, по жизни растоптанной братья.

 

(обращается ко всем)

 

Что вам дороже – свободой дышать или мёртвыми лечь?

Если свобода нужна – прямо здесь же могу её дать я.

Если же смерть – будем снова и вешать и головы сечь.

Кто за свободой – идите, вставайте по правую руку,

Те, кто за смертью – идите к карете. Решайте. Я жду.

 

Войско Чернышёва, в большинстве, идёт к Пугачёву, но некоторые – к чернышёвской карете. Чернышёв, наконец, выходит из нее.

 

ПУГАЧЁВ

 

(обращаясь к «свободным»)

 

Люди свободные! Кто в мою армию хочет? А ну-ка

Примем присягу на верность Петру – богачам на беду!

 

Солдаты принимают пугачёвскую присягу. 38 человек, вместе с Чернышёвым, казнены здесь же, во время принятия присяги.

Дворец Екатерины Второй. Зал для заседаний. За столом с императрицей – члены Военной коллегии.

Екатерина Вторая

 

Боже ты мой! До какого позора дожить мне случилось.

Лучший мой рыцарь, смиривший поляков железной рукой,

Терпит разгром и бежит с поля боя, оставив на милость –

Божью и вражью – разбитое войско, несётся стрелой

Через пространства России в Москву и при этом клянётся

В том, что он якобы болен смертельно и чуть не мертвец.

Что тут поделаешь, выгнать из армии труса придётся

И привилегий дворянских и светских лишить, наконец.

 

(членам коллегии)

 

Этот пример, господа, привела я с единственной целью –

Бунт пугачёвский гораздо опасней, чем кажется нам.

Кто-то назвал его, помнится, только предзимней метелью.

Это – сравненье. Хочу обратиться к мятежным делам.

 

Бунт разгорелся на старом, давно уж изведанном месте.

Вечно там с властью не могут согласья найти казаки.

Но раз причина ясна, так и действуй по меркам известным,

Не расставляй на привыкших к свободе насилий силки.

Да только местные власти у нас, как медведи танцуют,

Что попадёт им под грубые лапы, как ветка, трещит.

И как они без особых понятий болезни врачуют,

Так против действий бунтарских и меч поднимают, и щит.

 

(раскрывает папку с сообщениями)

 

Вот мой агент оренбуржский с великим прискорбием пишет:

«Бунт уже в пойме Чагана костром неохватным пылал,

А губернатор спокоен, весельем и важностью пышет,

В доме Рейнсдорпа в беспечном разгаре блистательный бал».

В принципе, мог бы, конечно, блистательный бал состояться,

Но ты сначала разбойничью шайку, прижми и прижги.

А как мятеж устранишь, можешь личным своим заниматься.

Но уж какое веселье, когда возле окон враги?

 

ГОЛОСА

 

Так, государыня, так! Только правда спасёт нас от горя.

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Правдою стало и то, что удельная старая Русь,

Прошлым, почти уж забытым раздорам старательно вторя,

Сеет по нашим губерниям прежнюю стылую грусть.

Если беда в Оренбурге, то рядом в Сакмаре, в Казани,

Дальше – в Симбирске, в Уфе и в российских иных городах

К этой беде быть глухими усердно себе приказали,

Страх и беда оренбуржцев для них не беда и не страх.

 

Высшая власть государства должна с быстротой небывалой

Эти пустоты заполнить спасительной силой живой.

Что говорить, наша матушка Русь от несчастий устала –

Страшные муки чумы, и раскольничьей Польши настрой,

С Турцией долгие войны за Крым, и Кавказ, и проливы.

Это ослабило наши войска в гарнизонах страны.

И, как бывало не раз, проявился характер драчливый

Малых народов, что нам то верны, то не очень верны.

 

Вот вам наглядный пример всё из тех же, друзья, донесений.

Хан Нурали из киргизско-кайсакской орды отвечал

На пугачёвский запрос, мол, каких ожидать отношений

Хана с Петром. Тот ответил: киргизско-кайсакский кагал

С доброй поддержкой Петра начинает степные набеги

На городки, что покуда подвластны дворянской Москве.

 

ЧЛЕН КОЛЛЕГИИ

 

Я уж давно говорю, затаённо сидят печенеги

В этих калмыках, башкирцах, мордве, чувашах, татарве.

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Павел Ильич! Но ведь в мире мы жили недавно и с ними.

Главное, как с этим сложным народом себя повести.

Право же, тут ничего не возьмешь кулаками одними,

Надо еще чтоб в начальстве была справедливость в чести.

 

ВТОРОЙ ЧЛЕН КОЛЛЕГИИ

 

Матушка наша родная! Да где же сыскать нам такого,

Чтоб не за свой кошелёк, не за славу, а только за Русь?

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Есть у меня на примете подобный. Но больше ни слова.

Вслух не хочу называть его имени. Сглазить боюсь.

 

Придворный бал у Екатерины. Молодежь танцует. Пожилые сбились в небольшие группы.

 

Пожилая дама

 

(даме молодой)

 

...Это пустой человек... А вон тот, в генеральском мундире,

 

(указывает взглядом на генерал-аншефа Бибикова, который хмуро сидит на стуле отдельно от всех)

 

С виду невзрачный, небрежный, а вот не поверишь – герой!

Помнишь, тогда неожиданно заговорили о мире.

Так это он бесподобно провёл завершающий бой.

Фридрих Великий разбит был вчистую, хотел застрелиться,

А генерал обошёлся потерей немногих солдат.

«Вам на такого слугу надо Господу Богу молиться», –

Елизавете Петровне он так написал, говорят.

 

МОЛОДАЯ ДАМА

 

Что же он хмурый такой? Прямо сыч – посмотрите подольше.

 

ПОЖИЛАЯ ДАМА

 

Ах, ты спешишь дорогая. Минутку ещё – и поймёшь.

Кажется, в семидесятом году он назначен был в Польшу.

Там революция зрела – у сердца российского нож.

И – что бы думала ты? – генерал за короткое время

Где примирительным словом, а где и рывком волевым

Чудно развеял, как тучи на небе, грозящее бремя,

И, говорят, для поляков он стал даже как бы родным.

 

МОЛОДАЯ ДАМА

 

Что ж он сычом-то сидит?

 

ПОЖИЛАЯ ДАМА

 

Подожди, не спеши дорогая.

Польскую должность буквально на днях он преемнику сдал.

Но уж у этого бога сражений натура такая,

Что-то обидное вдруг государыни нашей сказал.

Императрица на пушечный выстрел к нему не подходит.

Бибиков злится. К Румянцеву в Турцию ехать хотел.

Но государыня за нос раба непослушного водит.

Вот и сидит в одиночестве, как говорят, не у дел.

 

В зале появляется государыня. Танцы прекращаются. Екатерина распоряжается продолжать вечер. Через весь зал идёт к Бибикову.

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Что, Александр Ильич, призадумался – радость ты наша?

В самом соку генерал – с молодёжью бы в пору плясать.

 

БИБИКОВ

 

О, государыня, был я когда-то как полная чаша,

Да не сумел сохраниться, успел кое-что расплескать.

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Милый ты мой Александр Ильич! В императорской власти,

Что расплескалось, пополнить. Ты только, мой рыцарь, дозволь.

Надо немедля собрать по России армейские части

И беспощадным огнём залечить оренбургскую боль.

Можешь ли, польский герой, смертный бой с самозванцем возглавить?

Больно он там разошелся в моём приуральском краю.

Надо бы этот пробел силой воли и шпаги исправить.

Вновь, генерал, я надеюсь на крепкую руку твою.

 

БИБИКОВ

 

Я, государыня, старый, но верный присяге вояка,

Служба отечеству – это призванье, но это и долг.

А в заключенье спою вам старинную песню, однако:

 

(поёт неумело, в полголоса)

 

Сарафан ли мой, дорогой сарафан!

Везде ты, сарафан, пригожаешься,

А не надо, сарафан, и под лавкой лежишь.

 

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

 

Ладно, не всю мне хоть песню пропел, одичалый ты волк!