Венера небесная
Клубится чернь: восторгом безотчетным
Пылает взор бесчисленных очей;
Проходит гул за гулом мимолетным;
Нестройное слияние речей
Растет; но вновь восторг оцепенелый
Сомкнул толпы шумливые уста...
Не мрамор, нет! не камень ярко-белый,
Не хладная богини красота
Иссечена ваятеля рукою;
Но роскошь неги, жизни полнота;—
И что ни взгляд, то новая черта,
Скользя из глаз округлостью живою,
Сквозь нежный мрамор дышит пред толпою.
Все жаждали очами осязать
Сей чудный образ, созданный искусством,
И с трепетным благоговейным чувством
Подножие дыханьем лобызать.
Казалось им: из волн, пред их очами,
Всплывает Дионеи влажный стан
И вкруг нее сам старец-Океан
Еще шумит влюбленными волнами...
Сглянулись в упоеньи: каждый взгляд
Искал в толпе живого соучастья;
Но кто средь них? Чьи очи не горят,
Не тают в светлой влаге сладострастья?
Его чело, его покойный взор
Смутили чернь, и шепотом укор
Пронесся — будто листьев трепетанье.
«Он каменный!»— промолвил кто-то. «Нет,
Завистник он!»— воскликнули в ответ,
И вспыхнула гроза; негодованье,
Шумя, волнует площадь; вкруг него
Толпятся всё теснее и теснее...
«Кто звал тебя на наше празднество?»—
Гремела чернь. «Он пятна в Дионее
Нашел!»— «Ты богохульник!»— «Пусть резец
Возьмет он: он — ваятель!»— «Я — поэт».
И в руки взял он лиру золотую,
Взглянул с улыбкой ясной, и слегка
До звонких струн дотронулась рука;
Он начал песнь младенчески простую:
«Легкие хоры пленительных дев
Тихо плясали под говор Пелея;
Негу движений я в лиру вдыхал,
Сладостно пел Дионею.
В образ небесный земные красы
Слил я, как звуки в созвучное пенье;
Создал я образ, и верил в него,—
Верил в мою Дионею.
Хоры сокрылись. Царица ночей,
Цинтия томно на небо всходила;
К лире склонясь, я забылся... но вдруг
Замерло сердце: явилась
Дочь океана! Над солнцем Олимп
Светит без тени; так в неге Олимпа,
В светлой любви без земного огня
Таяли очи небесной.
Сон ли я видел? Нет, образ живой;
Долго следил я эфирную поступь,
Взор лучезарный мне в душу запал,
С ним — и мученье и сладость.
Нет, я не в силах для бренных очей
Тканью прозрачной облечь неземную;
Голос немеет в устах... но я весь
Полон Венеры небесной».
1831 или 1832 (?)
Пылает взор бесчисленных очей;
Проходит гул за гулом мимолетным;
Нестройное слияние речей
Растет; но вновь восторг оцепенелый
Сомкнул толпы шумливые уста...
Не мрамор, нет! не камень ярко-белый,
Не хладная богини красота
Иссечена ваятеля рукою;
Но роскошь неги, жизни полнота;—
И что ни взгляд, то новая черта,
Скользя из глаз округлостью живою,
Сквозь нежный мрамор дышит пред толпою.
Все жаждали очами осязать
Сей чудный образ, созданный искусством,
И с трепетным благоговейным чувством
Подножие дыханьем лобызать.
Казалось им: из волн, пред их очами,
Всплывает Дионеи влажный стан
И вкруг нее сам старец-Океан
Еще шумит влюбленными волнами...
Сглянулись в упоеньи: каждый взгляд
Искал в толпе живого соучастья;
Но кто средь них? Чьи очи не горят,
Не тают в светлой влаге сладострастья?
Его чело, его покойный взор
Смутили чернь, и шепотом укор
Пронесся — будто листьев трепетанье.
«Он каменный!»— промолвил кто-то. «Нет,
Завистник он!»— воскликнули в ответ,
И вспыхнула гроза; негодованье,
Шумя, волнует площадь; вкруг него
Толпятся всё теснее и теснее...
«Кто звал тебя на наше празднество?»—
Гремела чернь. «Он пятна в Дионее
Нашел!»— «Ты богохульник!»— «Пусть резец
Возьмет он: он — ваятель!»— «Я — поэт».
И в руки взял он лиру золотую,
Взглянул с улыбкой ясной, и слегка
До звонких струн дотронулась рука;
Он начал песнь младенчески простую:
«Легкие хоры пленительных дев
Тихо плясали под говор Пелея;
Негу движений я в лиру вдыхал,
Сладостно пел Дионею.
В образ небесный земные красы
Слил я, как звуки в созвучное пенье;
Создал я образ, и верил в него,—
Верил в мою Дионею.
Хоры сокрылись. Царица ночей,
Цинтия томно на небо всходила;
К лире склонясь, я забылся... но вдруг
Замерло сердце: явилась
Дочь океана! Над солнцем Олимп
Светит без тени; так в неге Олимпа,
В светлой любви без земного огня
Таяли очи небесной.
Сон ли я видел? Нет, образ живой;
Долго следил я эфирную поступь,
Взор лучезарный мне в душу запал,
С ним — и мученье и сладость.
Нет, я не в силах для бренных очей
Тканью прозрачной облечь неземную;
Голос немеет в устах... но я весь
Полон Венеры небесной».
1831 или 1832 (?)
