Надежда

Вьюги вышние горечь рассыплют вокруг,

Но и ласка в них есть, хоть они неутешны.

Дай мне руку, мой друг -- только руку, мой друг,

И не бойся паденья -- оно неизбежно.

 

Грустный ангел, чьим взглядом расплавятся льды,

Эти муки убьёт... и снега, тихо, нежно

Так целуют, истерзанных, наши следы,

Наши раны не тронув... Мы хрупки, небрежны.

 

Пусть метель достаёт свою виолончель,

Словно старая дева -- в ней ясная свежесть;

Льётся нежность в зовущие горечь и хмель:

То щемящая жалость, то сети надежды!

 

Её чистым дыханием вьюга летит,

Словно светоч холодный, сияющий томно,

За всё то, что нестихнувшей скорбью горит,

И за то, что и солнце укуталось чёрным.

 

Загребу я в ладони тот девственный снег,

Тишину я приму, уж не чуя в ней жала;

И прощу злую плеть у духовных калек,

Что скупы на любовь, на добро или жалость.

 

Может, тоже давились тем слёзным огнём,

Застревающим в горле, не видя участья,

Не живя ни грядущим, ни прожитым днём,

И счастливых кляня -- не надеясь на счастье.

 

Что ж, конечно, не зря, выпив яд до конца,

Цепенея от горя, обидной неволи,

Мы, беду не боясь, вскрыли наши сердца,

И разверзнули мрак, изнывая от боли.

 

Грустный ангел, вместивший заветы Христа,

Вновь склонился и вот, с состраданием нежным,

Всех убитых бедою -- целует в уста,

Со слезами горячими... призрак надежды!

 

Потому что мечтая о доле другой,

Слышишь ты: пред тобой свищет саблями вечность,

Разжигает сердца -- древний, вечный огонь,

Не геенны пустой, а святой -- Человечность.

 

Пусть помилует Бог, ледяная заря,

Холодами пьяня, бьющий пульс успокоит.

Мы и слово "катарсис" любили не зря,

И слепа, и невинна молитва изгоев.

 

И огромные крылья раскроет заря,

Ссыпав снег ледяной, в лес худой и зелёный,

И увидит нас, светом слепящим горя,

Ангел всех прокажённых и всех оскорблённых!