Бог ей в цветы украсил Ад.
Сказал знакомый психиатр,
Что ей безумие наградой
В той малой доле, где она
Среди нормальных не видна…
Чуть-чуть чувствительней,
Чуть тоньше...
Но никого не потревожит…
Бог ей в цветы украсил Ад,
Того, кто в этом виноват,
Одел подобно Грина Грею,
Но выбрал Блока…
Степь горела,
Ей в изголовье бок седла,
И скифа мощная игла
Её невинности лишила…
Она так помнила… Молчала…
Но в снах вершилось всё с начала…
Бродить по улицам в надежде,
Что где-то в глубине квартала,
Твоя судьба, на день, пусть прежде…
Пусть на последних три часа,
Отпрянет в тыщу лет назад…
…Схватив, тебя потащат в сад…
Но изнасилует один...
И ты познаешь сладость с ним...
И вспомнишь Блока:
- Парень... скиф?..
И для себя построишь миф
Орды набега из степей,
Пускай не званных, но... гостей...
В твои в светящем мраке годы
Целуя, разделил Бог в слоги
Мольбы, их замешав на Блоке…
Она не видела лица,
Но помнит запах наглеца:
Степной чебрец, шалфей и мята…
- Найти?..
Ответила:
- То… свято!..
Разрезы маски, лик в капроне…
Искала общее с ребёнком…
Он пах её же молоком...
Лоб, брови, скулы, часть лица
Достроила в черты отца
Разрезом глаз, как у сыночка...
Насильник - скиф, сармат!.. И точка!..
Любить насильника? Пусть скифа?..
Час сладких грёз и годы мифов...
Она прошла по всем живым,
Кто после всех отстрелов жив
Остался в рубке девяностых...
Признаться каждому не просто!..
И нюхала, как пахнет рот…
Кто цел… Кому наоборот
Тиски винтами сжали череп…
И ноет выбитая челюсть…
Но вот прошёл последний год…
Мальцу 17. Всех страшнее
Увидеть утром шрам… на шее…
Узнать, что в глубине квартала
Мальчишек банда истязала
Боcую девушку…
И мать
Пошла её от злых спасать
И языков, и доброхотов…
Ведь должен бабушкой стать кто-то!.
Сынку она постлала в зале…
Учуяла чебрец… и мяту…
Он скиф в отца... Вернуть обратно?...
Ещё не знал, кто занял… спальню…
В ночь к той, измученной, пошёл…
И… славно вышло!..
Пройден шок…
С него… как будто… маска… спала…
Мать слушала их стон из зала,
И уходила к скифам в сон...
- Как хорошо… И сын… прощён…
