Последняя строка
(Разговор в далеком веке)
— На землю возвращается с Омеги
Людьми полузабытый звездолет.
Преодолев последние помехи,
Знакомым курсом следует пилот.
На дальнюю планетную систему
Землян послали давние века
За призраком, за маревом, за тенью,
Позвавшей из глухого далека.
С людьми сыграли звезды шутку злую,
Ведь в тех непостижимых временах
К ним люди шли почти напропалую,
Вслепую, наугад и вполутьмах.
И финиш нерасчетливого бега
Встает без романтических прикрас.
Ты знаешь: в стороне лежит Омега
От наших главных и неглавных трасс.
Не нам с тобой — ребенку видно сразу:
Таких планет хватает за глаза.
Ее как перевалочную базу
И то никак использовать нельзя.
Конечно, тут другие были виды:
Мол, жизнь на ней, как на земле, течет.
Нас на Омеге встретят гоминиды,—
Таков был непродуманный расчет,
А оказалось, что она пустынна,
Простая глыба вздыбленных камней.
Ну, хоть бы протоплазма... Хоть бы тина
Первичной жизни зыбилась на ней,
Все это, к сожалению, рисует
Застывшее от века бытие.
Но не Омега нас интересует,
А те, кто возвращается с нее.
Здесь шли века, а там тянулись годы,
И древний экипаж еще не стар.
Окончит зрелым звездные походы,
Кто юным выходил на звездный старт.
И мы сейчас вверяемся надежде,
Забрезжившей в рассветной полумгле:
Ведь звездолет ушел к Омеге прежде
Великой катастрофы на земле.
Когда земля прошла сквозь хвост кометы
Почти тысячелетие назад,
У вышедшей из пламени планеты
Неисчислим был перечень утрат.
Кометы не страшились механизмы,
Она была машинам не страшна,
Но летопись духовной нашей жизни
Была огнем холодным сожжена.
Зеленый газ повсюду съел бумагу,
С магнитных лент слова и звуки стер,
Века спустя мы видим, что ко благу,
В известной мере, был такой разор.
Исчезла память злобных заблуждений,
Исчезло бремя мертвых дней и лет;
Наветов, наговоров, наваждений,
Обид и ссор пропал остывший след.
Но вместе с этой ветошью исчезли,
Ушли с земных порогов и дорог
Печальные и праздничные песни,
Слова любви, исканий и тревог.
Освобожден от тяжкого наследства,
Но и от светлых мук освобожден,
Наш род живет, как человек без детства,
А юность понаслышке знает он.
Давно мы вышли в звездные пространства,
И к чуждым солнцам вышли мы давно,
Но нам вдогонку Муза дальних странствий
Не поднимает пряное вино.
Нам век бы с ней не расторгать союза,
Но как связать оборванную нить?
Ведь кто и что такое эта Муза,
Я лишь с трудом сумею объяснить.
Однажды мне она явилась зримо,
Я след ее в потемках отыскал,
На древнюю наткнувшись субмарину,
Застрявшую среди подводных скал.
И там, на темном дне полярной бухты,
В глухой тысячелетней тишине,
Сказали мне расплывшиеся буквы
О странствиях, о Музе, о вине.
И вздрогнул я от странного прозренья,
И понял я непонятый просчет.
О, Муза беспокойного горенья,
Как нам ее сейчас недостает!
Отбросив все, что зыбко и случайно,
Сменили мы легенду на рассказ,
И потерялся терпкий привкус тайны
В открытьях неоткрытого для нас.
Нам приключенья — в тягость и обузу,
Постыли — необжитые края.
Как не позвать на помощь эту Музу,
Как не восстать ей из небытия!
Пускай она, расчеты наши спутав
И дав с дорог проторенных уйти,
Нас повернет с рассчитанных маршрутов
На самые случайные пути.
Быть может, там, где точные решенья
Смолчат перед неточностью мечты,
Нас ждут совсем нежданные свершенья
И брошенные в будущность мосты.
Живое пламя мертвого пространства,
Для вечных споров в вечность рождена,
Вся неустройство и непостоянство,—
Такой мне представляется она.
Какая же она на самом деле,
Нам не узнать, наверно, нипочем...
По счастью, мы к разгадке завладели
Надежным, хоть обломанным, ключом.
На той же — подчеркну — подводной лодке
Был найден нами скомканный листок,
И оказалось, нет цены находке —
Одиннадцати полустертых строк.
Двенадцатая грубо обрывалась
На двух соединительных словах.
Казалось бы, незначащая малость,
Но без нее блуждаем мы впотьмах.
Как ни смешно, мы вспомнили порядки
Наивных споров канувших времен,
И для решенья вековой загадки
Всеобщий конкурс был провозглашен.
Но строй мышленья древнего поэта
В дали веков такая скрыла мгла,
Что многомиллиардная планета
Одну строку домыслить не смогла.
Тогда кибернетическим машинам
На старый текст вручили мы права,
Но даже и они не помогли нам
Восстановить исчезшие слова.
А если бы их все же воскресили,
А если бы уверовали в них,
А если бы опять в красе и силе
Над миром воссиял бессмертный стих,
Тогда, быть может, прежнего союза
Сомкнулось бы разбитое кольцо
И нами неразгаданная Муза
Открыла нам забытое лицо.
Притихла в ожидании планета.
Сегодня все решается... И пусть
На звездолете нет стихов поэта,
А вдруг их кто-то помнит наизусть?!
Седой рассвет встает над космодромом,
Разгадка брезжит нам издалека.
Смысл бытия откроется в искомом,
Мы ждем тебя, последняя строка!
1967
— На землю возвращается с Омеги
Людьми полузабытый звездолет.
Преодолев последние помехи,
Знакомым курсом следует пилот.
На дальнюю планетную систему
Землян послали давние века
За призраком, за маревом, за тенью,
Позвавшей из глухого далека.
С людьми сыграли звезды шутку злую,
Ведь в тех непостижимых временах
К ним люди шли почти напропалую,
Вслепую, наугад и вполутьмах.
И финиш нерасчетливого бега
Встает без романтических прикрас.
Ты знаешь: в стороне лежит Омега
От наших главных и неглавных трасс.
Не нам с тобой — ребенку видно сразу:
Таких планет хватает за глаза.
Ее как перевалочную базу
И то никак использовать нельзя.
Конечно, тут другие были виды:
Мол, жизнь на ней, как на земле, течет.
Нас на Омеге встретят гоминиды,—
Таков был непродуманный расчет,
А оказалось, что она пустынна,
Простая глыба вздыбленных камней.
Ну, хоть бы протоплазма... Хоть бы тина
Первичной жизни зыбилась на ней,
Все это, к сожалению, рисует
Застывшее от века бытие.
Но не Омега нас интересует,
А те, кто возвращается с нее.
Здесь шли века, а там тянулись годы,
И древний экипаж еще не стар.
Окончит зрелым звездные походы,
Кто юным выходил на звездный старт.
И мы сейчас вверяемся надежде,
Забрезжившей в рассветной полумгле:
Ведь звездолет ушел к Омеге прежде
Великой катастрофы на земле.
Когда земля прошла сквозь хвост кометы
Почти тысячелетие назад,
У вышедшей из пламени планеты
Неисчислим был перечень утрат.
Кометы не страшились механизмы,
Она была машинам не страшна,
Но летопись духовной нашей жизни
Была огнем холодным сожжена.
Зеленый газ повсюду съел бумагу,
С магнитных лент слова и звуки стер,
Века спустя мы видим, что ко благу,
В известной мере, был такой разор.
Исчезла память злобных заблуждений,
Исчезло бремя мертвых дней и лет;
Наветов, наговоров, наваждений,
Обид и ссор пропал остывший след.
Но вместе с этой ветошью исчезли,
Ушли с земных порогов и дорог
Печальные и праздничные песни,
Слова любви, исканий и тревог.
Освобожден от тяжкого наследства,
Но и от светлых мук освобожден,
Наш род живет, как человек без детства,
А юность понаслышке знает он.
Давно мы вышли в звездные пространства,
И к чуждым солнцам вышли мы давно,
Но нам вдогонку Муза дальних странствий
Не поднимает пряное вино.
Нам век бы с ней не расторгать союза,
Но как связать оборванную нить?
Ведь кто и что такое эта Муза,
Я лишь с трудом сумею объяснить.
Однажды мне она явилась зримо,
Я след ее в потемках отыскал,
На древнюю наткнувшись субмарину,
Застрявшую среди подводных скал.
И там, на темном дне полярной бухты,
В глухой тысячелетней тишине,
Сказали мне расплывшиеся буквы
О странствиях, о Музе, о вине.
И вздрогнул я от странного прозренья,
И понял я непонятый просчет.
О, Муза беспокойного горенья,
Как нам ее сейчас недостает!
Отбросив все, что зыбко и случайно,
Сменили мы легенду на рассказ,
И потерялся терпкий привкус тайны
В открытьях неоткрытого для нас.
Нам приключенья — в тягость и обузу,
Постыли — необжитые края.
Как не позвать на помощь эту Музу,
Как не восстать ей из небытия!
Пускай она, расчеты наши спутав
И дав с дорог проторенных уйти,
Нас повернет с рассчитанных маршрутов
На самые случайные пути.
Быть может, там, где точные решенья
Смолчат перед неточностью мечты,
Нас ждут совсем нежданные свершенья
И брошенные в будущность мосты.
Живое пламя мертвого пространства,
Для вечных споров в вечность рождена,
Вся неустройство и непостоянство,—
Такой мне представляется она.
Какая же она на самом деле,
Нам не узнать, наверно, нипочем...
По счастью, мы к разгадке завладели
Надежным, хоть обломанным, ключом.
На той же — подчеркну — подводной лодке
Был найден нами скомканный листок,
И оказалось, нет цены находке —
Одиннадцати полустертых строк.
Двенадцатая грубо обрывалась
На двух соединительных словах.
Казалось бы, незначащая малость,
Но без нее блуждаем мы впотьмах.
Как ни смешно, мы вспомнили порядки
Наивных споров канувших времен,
И для решенья вековой загадки
Всеобщий конкурс был провозглашен.
Но строй мышленья древнего поэта
В дали веков такая скрыла мгла,
Что многомиллиардная планета
Одну строку домыслить не смогла.
Тогда кибернетическим машинам
На старый текст вручили мы права,
Но даже и они не помогли нам
Восстановить исчезшие слова.
А если бы их все же воскресили,
А если бы уверовали в них,
А если бы опять в красе и силе
Над миром воссиял бессмертный стих,
Тогда, быть может, прежнего союза
Сомкнулось бы разбитое кольцо
И нами неразгаданная Муза
Открыла нам забытое лицо.
Притихла в ожидании планета.
Сегодня все решается... И пусть
На звездолете нет стихов поэта,
А вдруг их кто-то помнит наизусть?!
Седой рассвет встает над космодромом,
Разгадка брезжит нам издалека.
Смысл бытия откроется в искомом,
Мы ждем тебя, последняя строка!
1967
