Пути Петербурга
0.0
Петербург, Петербург, не оставь меня здесь:
Здесь так холодно, пусто, темно.
Мне не хочется спать, мне не хочется есть,
И понять, почему, не дано.
Петербург, Петербург, до рассвета три дня,
Забываются лица твои.
Петербург, Петербург, как ты там без меня?
Как твои непростые пути?
Я по ним не пройду, я останусь лежать
В переполненной кровью реке.
Петербург, Петербург, ты Невою зажат,
Ты един в своем страшном грехе.
__________________________________
Возведенный на смерти, стоишь на воде,
И Нева под тобою цветет.
Петербург, Петербург, я желаю тебе
Видеть чистый от слез небосвод.
0.1
Петербург, Петербург, отпусти меня плыть
По реке до седеющих скал.
Я хочу праздно жить, я хочу говорить...
… и чтоб кто-то меня искал.
Петербург, Петербург, обними же Невой,
Я стою на краю берегов.
Я не знала лишь: в вечности буду с тобой:
Петербург не снимает оков.
0.2
«Вот смотри, – говорят, – вот она продала
Свою душу в обмен на талант.
А теперь тут сидит и кукует одна,
Потому что талант – это яд,
Да к тому же такой! Петербург не простит,
Он потопит игривой волной...
Ну, чего ты застыл, как безличный гранит?
Подымайся,
пойдем домой».
Петербург, Петербрг, проходя мимо нас
Все ведут вот такой разговор.
Петербург, ты ответь, это правда? Сейчас
Я – действительно дурень и вор?
Петербург, Петербург, я просила лишь сил,
Я хотела остаться с тобой.
Петербург, Петербург, ведь никто не просил
Уводить меня за собой...
1.1
Здравствуй, мой город,
мой сад,
моя твердь и сталь.
Я забылась давно,
ты ни капли не постарел.
Ну, скажи, дорогой мой,
хоть кто-то
меня искал?
Хоть кому-нибудь
было дело
к моей беде?
Я стою, как тогда,
омываемая Невой,
я пою тебе песню о том,
как устала спать,
и прохожий внезапно воскликнет:
«Заткнись, не вой!
Вон, иди в подворотню,
достали здесь помирать!»
Что происходит, скажи?
Почему все вокруг рычит?
Почему все вокруг
как тогда,
но совсем другое?
Этот башенный шпиль
так скалится и шипит...
Хорошо хоть, что небо
бывает всегда немое.
Хорошо хоть, что небо
так держит земную твердь,
что отдаться в объятия волн
стало слишком сложно.
Я стою на краю,
я пытаюсь к нему взлететь,
но попытки так жалки,
так крылья расправить сложно,
что прохожий идет,
и кричит на меня впотьмах:
«Ну какой идиот
догадался влюбляться в баб?»
Петербург, расскажи,
что происходит в рассветный час.
Я пытаюсь увидеть,
но мне
не хватает
глаз.
1.2
Раскрывается небо,
танцует в лучах закат,
и рассеянный луч
отражается в водной глади.
Я смотрюсь здесь нелепо,
и ты в этом виноват:
лишь мой голос певучий
остался моей отрадой.
Посмотри, Петербург,
этот мир так нелепо-бел.
Мои крылья
такие серые
с ним в сравненьи.
Покажи, Петербург,
сколько мертвых невинных тел
уповают в бессильи
на правденое спасенье.
____________
Ты найди там моё:
я лежу под восточной башней,
не мигая, смотрю,
как проносится солнце мимо.
Мое сердце поет,
мне не больно совсем, не страшно,
только холодно очень,
холодно
нестерпимо.
1.3
Очень многие спят,
прикасаясь ко мне руками.
Очень многие думают,
будто бы их не видно.
Я сижу здесь, как памятник,
видимо, неслучайно.
Я сижу здесь, как память,
ей-богу, тебе не стыдно?
Петербург, почему
мне приходится так делиться:
здесь могу говорить,
только сердце не здесь поет:
почему, почему
ты заставил меня влюбиться
в эти стылые воды,
в болот незастывший лед?
Почему все проходят,
размахивая руками,
слепо тыкают пальцем
куда-нибудь в глазобровь?
Неужели не видно,
неужто никто не знает,
что от боли подобной
может тело покинуть кровь?
Неужели так трудно
не смотреть на меня,
не трогать,
неужели настолько
хочется помешать?
Я сижу, словно памятник,
болью металл изогнут,
и мне хочется петь
или выпить
но не дышать. 2.
Я тут подумала – в общем-то, тон дурной:
Я говорю о себе как о третьем лишнем,
И наплевать, что, в общем-то, мы с тобой
Только вдвоем сидим под беззвездной крышей.
В общем-то, в общем-то, в общем-то – тон дурной:
Вводное слово есть червь языка сознанья.
Я говорю на немом языке с тобой,
Это совсем непонятно для мирозданья.
Всем подавай язык интонаций, слов,
Мало кто понимает движенья тела.
Город-герой, Петербург, колыбель стихов,
Сколько людей замуровано в серых стенах?
Скольких еще разучил ты насильно петь?
Скольким еще на спасенье не дал ни шанса?
Видел бы Бог,
только неба закрыта твердь.
Видел бы бог,
только он здесь
не появлялся.
3.1
У меня никогда ведь
не было документов.
Знаешь, я тут подумала:
это довольно грустно.
Я не помню, откуда
пришла я сюда, приехав
на какой-нибудь лошади,
загнанной от безумства.
Я не помню ни имени,
дня рожденья,
я не помню, в общем-то, ничего.
Человека, конечно, делает человеком
совершенно не память,
но лучше иметь ее.
Я сижу на краю
вспоминаю наш первый танец,
ты настолько был молод –
ни камня, вокруг вода.
А теперь вот стоишь,
как чопорный иностранец,
не скрываешь презрения,
жалости не тая.
И вот что мне здесь делать?
Зачем ты меня встревожил?
Я сижу на краю,
и вокруг пролетают дни,
а прохожие тычутся
будто снимают кожу –
ощущение, словно
сняла перчатку
с больной руки,
а под ней все гниет,
и болит беспрестанно рана,
только люди суют ведь
каждый свою ладонь,
удивляются, видя кровь.
И лишь белый мрамор
прогибается
прогибается
прогибается подо мной. 3.2
Возвращается память.
Тихонко стучится.
Плачет.
Я не знаю, что делать,
впускать ли ее вообще.
Она тянет с собою
все мои неудачи,
она тянет с собой
все шаблоны и все клише,
но она хоть стучится –
да, это довольно странно –
Петербург, ты так редко
заботишься о душе.
У меня и без памяти
рано гноятся раны,
у меня и без памяти
правильное
туше.
______________________
Не стучись ко мне стужей,
не стучись ко мне,
не зови,
я сижу на краю,
я пытаюсь вернуться в реку,
только Бог не пускает –
плыви или не плыви,
но повторные судьбы
недоступны
для человека.
4
Рань меня, режь меня,
полосуй,
искрами извивайся,
пой меня – cogito,
ergo sum.
Что от меня останется?
Мысли и песни,
да рыбам корм,
белая кожа – мрамор,
цветы и стужа,
серое небо
и черный смертельный шторм...
Время проходит –
я таю,
и ворон кружит.
5
Вороны, вороны, вороны, вороньё,
Люди снуют – ни один на меня не сядет –
Странно всё это: обычно они на гнильё
Враз все слетаются. Если сказать по правде,
Мне не хотелось бы прятаться от людей,
Только куда я денусь от их бесчинства?
Вечно они проходят
и каждый день
тыкают пальцами.
Жиром лоснятся лица.
Морды свиные их – катится воском жир,
Тыкают пальцами, будто снимают кожу,
Только под кожей – не мышцы, не нервы, – мир,
Был, пока ты, Петербург, его
не уничтожил.
6
Да, Петербург,
это было давно, и мы,
видимо, не уяснили,
как жить отдельно.
Да, Петербург,
это – стены моей тюрьмы.
Я в ней останусь.
Не буду хотеть спасенья.
Да, Перебург,
я когда-то была одна,
только тебя вот встретила –
и пропала.
Нет, Петербург,
я не жду, что твоя Нева
вдруг принесет меня
к берегу у канала.
Знай, Петербург,
я останусь всегда с тобой.
Вон моё тело –
лежит под восточной башней.
Знай, Петербург,
будет вечно моя любовь
жить в твоих стенах,
в Неве,
в такой темной, страшной,
в вечно цветущей,
хоть даже под слоем льда
(кровь, как известно,
замерзнуть не может вовсе)
Знай, Петербург,
это – только моя беда:
я никогда не умела
быть просто гостьей.
Видишь ли, город мой,
моя твердь и сталь,
Лет эдак триста прошло –
но никто не вечен.
Я, как всегда, одна,
и никто меня не искал,
Ты, как всегда,
так молод и бесконечен...
Знай, Петербург,
это только моя беда:
мне ведь хотелось
остаться с тобой навечно.
Вот и осталась,
Теперь уже – навсегда:
Болью и смертью
мой мрамор с тобой повенчан.
Знай, Петербург,
пусть проносится солнце мимо,
пусть прохожий на мне
затягивает петлю,
мне не холодно вовсе –
просто я
нестерпимо,
бесконечно и верно
слишком тебя люблю.
Петербург, Петербург, не оставь меня здесь:
Здесь так холодно, пусто, темно.
Мне не хочется спать, мне не хочется есть,
И понять, почему, не дано.
Петербург, Петербург, до рассвета три дня,
Забываются лица твои.
Петербург, Петербург, как ты там без меня?
Как твои непростые пути?
Я по ним не пройду, я останусь лежать
В переполненной кровью реке.
Петербург, Петербург, ты Невою зажат,
Ты един в своем страшном грехе.
__________________________________
Возведенный на смерти, стоишь на воде,
И Нева под тобою цветет.
Петербург, Петербург, я желаю тебе
Видеть чистый от слез небосвод.
0.1
Петербург, Петербург, отпусти меня плыть
По реке до седеющих скал.
Я хочу праздно жить, я хочу говорить...
… и чтоб кто-то меня искал.
Петербург, Петербург, обними же Невой,
Я стою на краю берегов.
Я не знала лишь: в вечности буду с тобой:
Петербург не снимает оков.
0.2
«Вот смотри, – говорят, – вот она продала
Свою душу в обмен на талант.
А теперь тут сидит и кукует одна,
Потому что талант – это яд,
Да к тому же такой! Петербург не простит,
Он потопит игривой волной...
Ну, чего ты застыл, как безличный гранит?
Подымайся,
пойдем домой».
Петербург, Петербрг, проходя мимо нас
Все ведут вот такой разговор.
Петербург, ты ответь, это правда? Сейчас
Я – действительно дурень и вор?
Петербург, Петербург, я просила лишь сил,
Я хотела остаться с тобой.
Петербург, Петербург, ведь никто не просил
Уводить меня за собой...
1.1
Здравствуй, мой город,
мой сад,
моя твердь и сталь.
Я забылась давно,
ты ни капли не постарел.
Ну, скажи, дорогой мой,
хоть кто-то
меня искал?
Хоть кому-нибудь
было дело
к моей беде?
Я стою, как тогда,
омываемая Невой,
я пою тебе песню о том,
как устала спать,
и прохожий внезапно воскликнет:
«Заткнись, не вой!
Вон, иди в подворотню,
достали здесь помирать!»
Что происходит, скажи?
Почему все вокруг рычит?
Почему все вокруг
как тогда,
но совсем другое?
Этот башенный шпиль
так скалится и шипит...
Хорошо хоть, что небо
бывает всегда немое.
Хорошо хоть, что небо
так держит земную твердь,
что отдаться в объятия волн
стало слишком сложно.
Я стою на краю,
я пытаюсь к нему взлететь,
но попытки так жалки,
так крылья расправить сложно,
что прохожий идет,
и кричит на меня впотьмах:
«Ну какой идиот
догадался влюбляться в баб?»
Петербург, расскажи,
что происходит в рассветный час.
Я пытаюсь увидеть,
но мне
не хватает
глаз.
1.2
Раскрывается небо,
танцует в лучах закат,
и рассеянный луч
отражается в водной глади.
Я смотрюсь здесь нелепо,
и ты в этом виноват:
лишь мой голос певучий
остался моей отрадой.
Посмотри, Петербург,
этот мир так нелепо-бел.
Мои крылья
такие серые
с ним в сравненьи.
Покажи, Петербург,
сколько мертвых невинных тел
уповают в бессильи
на правденое спасенье.
____________
Ты найди там моё:
я лежу под восточной башней,
не мигая, смотрю,
как проносится солнце мимо.
Мое сердце поет,
мне не больно совсем, не страшно,
только холодно очень,
холодно
нестерпимо.
1.3
Очень многие спят,
прикасаясь ко мне руками.
Очень многие думают,
будто бы их не видно.
Я сижу здесь, как памятник,
видимо, неслучайно.
Я сижу здесь, как память,
ей-богу, тебе не стыдно?
Петербург, почему
мне приходится так делиться:
здесь могу говорить,
только сердце не здесь поет:
почему, почему
ты заставил меня влюбиться
в эти стылые воды,
в болот незастывший лед?
Почему все проходят,
размахивая руками,
слепо тыкают пальцем
куда-нибудь в глазобровь?
Неужели не видно,
неужто никто не знает,
что от боли подобной
может тело покинуть кровь?
Неужели так трудно
не смотреть на меня,
не трогать,
неужели настолько
хочется помешать?
Я сижу, словно памятник,
болью металл изогнут,
и мне хочется петь
или выпить
но не дышать. 2.
Я тут подумала – в общем-то, тон дурной:
Я говорю о себе как о третьем лишнем,
И наплевать, что, в общем-то, мы с тобой
Только вдвоем сидим под беззвездной крышей.
В общем-то, в общем-то, в общем-то – тон дурной:
Вводное слово есть червь языка сознанья.
Я говорю на немом языке с тобой,
Это совсем непонятно для мирозданья.
Всем подавай язык интонаций, слов,
Мало кто понимает движенья тела.
Город-герой, Петербург, колыбель стихов,
Сколько людей замуровано в серых стенах?
Скольких еще разучил ты насильно петь?
Скольким еще на спасенье не дал ни шанса?
Видел бы Бог,
только неба закрыта твердь.
Видел бы бог,
только он здесь
не появлялся.
3.1
У меня никогда ведь
не было документов.
Знаешь, я тут подумала:
это довольно грустно.
Я не помню, откуда
пришла я сюда, приехав
на какой-нибудь лошади,
загнанной от безумства.
Я не помню ни имени,
дня рожденья,
я не помню, в общем-то, ничего.
Человека, конечно, делает человеком
совершенно не память,
но лучше иметь ее.
Я сижу на краю
вспоминаю наш первый танец,
ты настолько был молод –
ни камня, вокруг вода.
А теперь вот стоишь,
как чопорный иностранец,
не скрываешь презрения,
жалости не тая.
И вот что мне здесь делать?
Зачем ты меня встревожил?
Я сижу на краю,
и вокруг пролетают дни,
а прохожие тычутся
будто снимают кожу –
ощущение, словно
сняла перчатку
с больной руки,
а под ней все гниет,
и болит беспрестанно рана,
только люди суют ведь
каждый свою ладонь,
удивляются, видя кровь.
И лишь белый мрамор
прогибается
прогибается
прогибается подо мной. 3.2
Возвращается память.
Тихонко стучится.
Плачет.
Я не знаю, что делать,
впускать ли ее вообще.
Она тянет с собою
все мои неудачи,
она тянет с собой
все шаблоны и все клише,
но она хоть стучится –
да, это довольно странно –
Петербург, ты так редко
заботишься о душе.
У меня и без памяти
рано гноятся раны,
у меня и без памяти
правильное
туше.
______________________
Не стучись ко мне стужей,
не стучись ко мне,
не зови,
я сижу на краю,
я пытаюсь вернуться в реку,
только Бог не пускает –
плыви или не плыви,
но повторные судьбы
недоступны
для человека.
4
Рань меня, режь меня,
полосуй,
искрами извивайся,
пой меня – cogito,
ergo sum.
Что от меня останется?
Мысли и песни,
да рыбам корм,
белая кожа – мрамор,
цветы и стужа,
серое небо
и черный смертельный шторм...
Время проходит –
я таю,
и ворон кружит.
5
Вороны, вороны, вороны, вороньё,
Люди снуют – ни один на меня не сядет –
Странно всё это: обычно они на гнильё
Враз все слетаются. Если сказать по правде,
Мне не хотелось бы прятаться от людей,
Только куда я денусь от их бесчинства?
Вечно они проходят
и каждый день
тыкают пальцами.
Жиром лоснятся лица.
Морды свиные их – катится воском жир,
Тыкают пальцами, будто снимают кожу,
Только под кожей – не мышцы, не нервы, – мир,
Был, пока ты, Петербург, его
не уничтожил.
6
Да, Петербург,
это было давно, и мы,
видимо, не уяснили,
как жить отдельно.
Да, Петербург,
это – стены моей тюрьмы.
Я в ней останусь.
Не буду хотеть спасенья.
Да, Перебург,
я когда-то была одна,
только тебя вот встретила –
и пропала.
Нет, Петербург,
я не жду, что твоя Нева
вдруг принесет меня
к берегу у канала.
Знай, Петербург,
я останусь всегда с тобой.
Вон моё тело –
лежит под восточной башней.
Знай, Петербург,
будет вечно моя любовь
жить в твоих стенах,
в Неве,
в такой темной, страшной,
в вечно цветущей,
хоть даже под слоем льда
(кровь, как известно,
замерзнуть не может вовсе)
Знай, Петербург,
это – только моя беда:
я никогда не умела
быть просто гостьей.
Видишь ли, город мой,
моя твердь и сталь,
Лет эдак триста прошло –
но никто не вечен.
Я, как всегда, одна,
и никто меня не искал,
Ты, как всегда,
так молод и бесконечен...
Знай, Петербург,
это только моя беда:
мне ведь хотелось
остаться с тобой навечно.
Вот и осталась,
Теперь уже – навсегда:
Болью и смертью
мой мрамор с тобой повенчан.
Знай, Петербург,
пусть проносится солнце мимо,
пусть прохожий на мне
затягивает петлю,
мне не холодно вовсе –
просто я
нестерпимо,
бесконечно и верно
слишком тебя люблю.
