ЗМЕЯ

( из цикла встречи со змеями )

 

 

" Не доверять друзьям позорнее,

чем быть ими обманутым. "

Франсуа Ларошфуко ( 1613-1680) -

французский писатель.

 

 

 

 

После окончания общеобразовательной десятилетки я сам напросился на призыв в армию, чтобы там возмужать и быть достойным защитником государства. Попал в учебную полковую школу войск ПВО. По собственному желанию выбрал обучение по владению полевыми проводными средствами связи, хотя, проверив мой слух, сержанты-преподаватели школы рекомендовало учиться на радиста. Я категорически отказался. Во мне горел какой-то необыкновенный юношеский задор, связанный с моим представлением о тяжёлой, опасной, но нужной работе отважных связистов, которые во время Великой Отечественной Войны иногда ценой жизни обеспечивали связь между командованием частей во время жестоких сражений. Я не помню всех подробностей послевоенного фильма о кровавой войне, но до сих пор помню героический эпизод, в котором связист под шквальным огнём подполз к перебитому телефонному проводу, чтобы его соединить. Он был смертельно ранен. Тогда, теряя последние силы, он взял в рот два конца провода, замкнув таким путём цепь. Он тут же умер, но связь была восстановлена. За ратные подвиги более трёхсот связистов были удостоены высокого звания Героев Советского Союза.

 

Наш полк был расположен в маленьком городишке Сальяны Азербайджанской ССР. В летнее время погода всегда стояла сухой и очень жаркой. Даже ребятам таким, как я, призванным из Южных районов России, порой было трудно переносить жару тех мест. К тому же не надо забывать, что на гражданке в летнее время одеваешься, как можно легче. Носишь то, что считаешь наиболее приемлимым для жаркой погоды. В те годы на первых двух годах службы в армии носили гимнастёрки со стоячим воротником, застёгивающимся на две пуговицы. Только на третьем году службы появились гимнастёрки с отложным воротничком. А солдатская обувь и зимой и летом оставалась прежней - кирзовые сапоги с портянками. Просто в летнее время байковые, тёплые портянки заменяли портянками из тонкого льяного материала . Всё-равно к вечеру портянки оказывались от пота полностью мокрыми. Их можно было отжимать. Перед тем, как по комнде старшины школы лечь спать, надо было успеть в нормативное время, которое старшина засекал по секундомеру, быстро раздеться, на стоящую возле койки табуретку очень аккуратно сложить форменную одежду, поставить рядом, точно посредине между передними ножками табуретки сапоги, обмотав вокруг верхней части голенищ мокрые портянки, которые должны были за ночь высохнуть. Если кто-то из курсантов школы, всего сто человек, не успевал заскочить в койку в отведённое время, или у кого-то плохо была сложена одежда, старшина объявлял подъём. Вся процедура начиналась по-новой. В процессе всего учебного солдатского дня категорически запрещалось расстёгивать даже верхние две пуговицы. Во время практических занятий в поле, это запрещалось делать тем более. Но наш сержант, командир-учитель отделения связи, добрый по натуре украинец, в поле, где он был самым старшим по должности и по званию , разрешал немного расслабиться, и мы с удовольствием освобождали воротничок от этих злосчастных пуговиц. Казалось, что с шеи снимали туго обтягивающий её горячий и мокрый хомут.

 

На учение выходили в бескрайние поля после того, как азербайджанцы снимали с них урожай хлопка. После уборки урожая земля вспахивалась. Получались очень глубокие борозды с отвалами по краям больших комьев сухой земли. Нам-курсантам приходилось на таком поле сдавать всевозможные нормативы по прокладыванию линии связи и её сворачиванию. Это был поистине очень тяжёлый солдатский труд. В поле сержантом было выбрано такое невспаханное место, которое было несколько выше поля. Отсюда поочерёдно мы бежали чёрти-куда к горизонту, размытывая на ходу находящийся на катушке провод. Катушка была очень простой по конструкции: две четырёхугольные толстые металлические пластины соединялись между собой по углам четырьмя стержнями. Между боковушками находилась круглая бабина, на которую с помощью вертящейся ручки наматывался телефонный провод. А чтобы легче было правильно распределять провод на бабине, рядом к одному из стержней на расстоянии от него чуть больше диаметра провода приваривался ещё один стержень. Прежде, чем начать наматывать провод на бабину, надо было конец провода просунуть в эту щель и прикрепить к бабине. Правой рукой крутить ручку, а левой, державшей провод , водить его слева направо и наоборот так, чтобы он ложился на бабину равномерно, а не бугром. Курсант, готовый к старту, должен был иметь кроме катушки с проводом ещё телефонный аппарат, автомат с запасным диском, каску, противогаз, флягу с водой. По команде сержанта надо было бежать вперёд, на ходу разматывая провод. Как только он кончался, следовало остановиться, быстро подключить конец провода к клеммам телефонного аппарата, прокрутить ручку индуктора, чтобы в телефонном аппарате, находящегося у сержанта, и к которому было присоединено начало провода, раздался звонок. Когда курсант прокричит: "Тюльпан, тюльпан! Я роза, я роза! Как слышите меня? Приём!"- сержант выключал секундомер, давая команду возвращаться на исходную позицию, теперь быстро сматывая провод, также по нормативному времени. Когда, едва держась на ногах от неимоверной усталости, курсант подходил к сержанту, тот объявлял ему, вложился в норматив или нет. Безусловно, постоянные ежедневные тренировки делали своё дело. Постепенно мы стали выпонять все жёсткие нормы для армейского связиста.

 

С самого детства я очень боюсь все виды пресмыкающихся, особенно гадюк. Что-то в их извивающихся движениях для меня лично есть какая-то скрытая угроза. Особенно я стал бояться гадов после того, как во время оккупации, когда мы жили в одной из деревень Крыма, мой двоюродный шестилетний брат, на год моложе меня, бросил на спину несколько детёнышей-ужат. Для меня это стало незабываемым ужасом. Поэтому, когда наше отделение связи, десять человек, выходило в поле и усаживалось на земляную возвышенность, я долго стоял на ногах, озираясь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии поблизости ненавистных мне тварей. Убедившись в их отсутствии, я присоединялся к сидящим товарищам. Поочерёдно каждый из нас выполнял какой-нибудь норматив по прокладке проводной связи, а остальные вместе с сержантом следили по секундомеру, как товарищ выполняет задание.

 

Был среди нас самый щуплый, но очень жилистый паренёк Дима. Бегал он очень быстро. Быстрее его не бегал никто.Чуть ли не с первых дней практических занятий он стал выполнять нормативы. В этот раз был тяжёлый норматив, потому-что надо было размотать две катушки провода, а затем снова смотать. Обычно при возвращении назад, когда до ожидающих ребят отделения оставалось несколько десятков метров, останавливался и, что было силы, быстро крутил ручку . Провод, как змея, скручиваясь и извиваясь, мчался по земле к бабине. Дима где-то вдалеке по команде сержанта, включившего секундомер, начал смытывание провода. Все ждали, когда он появится из-за многочисленных насыпей земли в виде небольших холмов. Вдруг кто-то закричал дурным голосом: " Гадюка!" А до этого все наслышались от старослужащих рассказы о невероятно ядовитых азербайджанских гадюках. Какая-то невероятная сила разом всех оторвала от земли, подбросила высоко вверх и затем резко опустила вниз. И тут все увидели её. Она оказалась от места, на котором мы сидели, буквально в двух метрах. Змея была очень длинной, метра полтора. Поднявшись на хвост, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, постоянно высовывая тонкий раздвоенный язычёк, она стала двигаться на нас. Рядом с нами, кроме больших комьев сухой земли, ничего не было. Рябята со всей силой стали эти комья кидать в змею. Я боялся это делать. Отбежал на приличное расстояние. Мне казалось, что вся её злость направлена лично против меня. Наконец гадину прикончили. Когда убедились в том, что она мертва, стали её рассматривать. Я продолжал стоять в стороне, так как был уверен, что она только прикидывается мёртвой, а сама в любой момент может наброситься на того, кто к ней приблизится.

 

Кто-то из смельчаков предложил хвост гадюки привязать к концу провода. Двое бесстрашных ребят немедленно выполнили задуманное. Когда Дима остановился и стал быстро крутить ручку, конец провода с привязанной гадюкой помчался с невероятной скоростью ему навстречу. Только кончик хвоста смог влететь в узкую щель между двумя металлическими стержнями, остальная часть тела, будучи намного больше самой щели, сразу же застряло, но по инерции продолжило движение, сначала, вытянувшись в струну, подлетела на высоту своего роста вверх, а затем рухнуло на плечо Димы, коснувшись его лица. Она казалась длинной толстой верёвкой, переброшенной через плечо. Дима сначала замер, боясь пошевелиться и даже после бега тяжело дышать. Потом он медленно повернул голову вправо, где увидел прыгнувшую на него гигантскую гадюку. С небывалой для человека скоростью он молниеносно сбросил с себя всё, что только на нём было, в том числе и автомат с катушками, и, растянув рот до ушей, с оглушающим ааааааа-а, помчался по полю быстрее ветра. Перепугавшийся не на шутку сержант, бестолково размахивая руками, закричал откуда-то взявшимся у него громовым голосом: " Ловите ненормального! Он свихнулся!" От предстоящих неприятностей сержант стал белым, как полотно. Всё отделение кинулось ловить Диму, что было бесполезным делом, так как его скорость была намного больше нашей. Нас спасло то, что он бежал не по прямой, а по большому кругу. Сержант, стоя на бугре, и сделав из ладоней рупор, что было мочи, скомандовал ловить Диму с двух сторон. Два солдата догнали его и схватили за гимнастёрку. Откуда-то взявшейся силой Дима так саданул обоих, что они от него отлетели, как футбольные мячи. Наконец Диму окружили сжимающимся вокруг него кольцом, догнали, сбили с ног и все разом навалились на тщедушное, но оказавшимся таким вертлявым и сильным телом. Ему руки связали его же ремнём, кое-как подняли на ноги, и, как настоящего пленного, повели к сержанту, который нетерпеливо перебирал ногами, время от времени силой ударяя каблуком по комьям земли, превращая их в пыль. Я впервые услышал из уст нашего тихого и спокойного сержанта самый отборный мат. Дима расширенными, безумными глазами тупо смотрел на сержанта, не отвечая на его вопросы. Казалось, что ко всему, что случилось, он ещё и оглох. Диму осторожно посадили на землю, дали попить воды из фляжек, предложили отдохнуть и успокоиться. Все сидели молча, только беспрерывно курили самокрутки из солдатской махорки. Через какое-то время Дима, сильно заикаясь, с трудом произнёс: " Что это было на мне?" Ребята не растерялись и дружно ответили, что кроме провода, который к нему мчался с громадной скоростью, а потом перед щелью запутался, ничего на нём не могло быть. " А мне показалось, что на меня прыгнула гигантская змея, хлестнув меня по щеке,-" продолжая ещё заикаться , тихо проговорил обескураженный Дима. Ребята сказали, что ему это скорее всего показалось от усталости. Дима согласился с таким предположением. Кто-то из ребят пошёл к брошенной Димой катушке, незаметно отвязал змею и с полностью намотанной катушкой присоеденился к нам. Через какое-то время, опаздывая на обед, все немного отошли от неприятного события, стали шутки шутить, которые поддержал Дима вернувшимся к нему смехом и нормальным разговором. Когда мы строем собрались идти в часть, Дима очень настойчиво просил нас никому не рассказывать в школе о том, что он обыкновенный телефонный провод перепутал с гадюкой. Сержант сказал, что главное, чтобы об этом не узнало начальство полковой школы и самой части.

 

 

До самой демобилизации никто не вспоминал о встрече с гадюкой. Через три года бывшие курсанты полковой школы домой возвращались в звании сержанта запаса. И только тогда кто-то из дембелей решил рассказать Диме правду, напомнив тот случай с гадюкой. Он не поверил этому, сказал, что разыграть его не удастся. Вместе с другими демобилизованными сел в автобус, помахав рукой на прощанье тем, кто остался продолжать нести нелёгкую армейскую службу. Полковой духовой оркестр по традиции играл "Прощание славянки. "