Поэтическая дуэль

Когда мы думаем, что нас больше ничего не держит в жизни, то можем совершить непоправимую ошибку. Конечно, сейчас я понимаю – из любой, даже самой тупиковой ситуации есть выход. Но тогда жизненная ситуация скрутила меня в тугой узел и решение было принято.

 

Очень холодная зима. Снег такой тихий-тихий, но обильный. С десятого этажа моей девятиэтажки открывается потрясающий вид на спящий город. Но я же пришла сюда не для того, что любоваться панорамой. Есть цель, просто подойти к самому краю и сделать один маленький шаг в космическую невесомость…Я закрываю глаза. Так же кажется проще?

 

- Постой, - слышу я голос за спиной – не делай глупости.

Странно, но я не испугалась. Понимала, что ещё несколько минут назад на крыше кроме меня никого не было.

- Кто Вы?

- Всего лишь твой Ангел.

- Мне это снится?

- Ну, можешь подойти поближе, и я ущипну тебя, - невесело улыбнулся он.

 

Я бы не поверила, приняв этого странного парня на вид примерно моего возраста за сумасшедшего, ведь несмотря на жгучий холод на нём были надеты белые джинсы, тонкая шелковая рубашка в тон и такого же цвета остроконечные туфли. Но за спиной у него безжизненно свисали пыльно-серые крылья.

- Неужели тебе не холодно? – Спросила я.

- Нет. Нас учат не испытывать ни физических, ни моральных эмоций. Просто следить за человеком, согласно изначально заложенной в нём программе. Сегодня я нарушил эти инструкции, показавшись тебе.

 

Я подошла к нему настолько близко, что смогла ощутить его мятное дыхание Вижу, устал очень. Он может и хотел бы себе небоскреб повыше и более элитное здание, да вот только знает, что нельзя меня упускать из виду. Видать за какие-то грехи прошлого ему достался столь незадачливый экземпляр. Если бы можно было подать в небесную канцелярию объявление о вакантной должности или взять, хотя бы краткосрочный отпуск, думаю он с удовольствием воспользовался этим шансом.

 

- Если вам нельзя вмешиваться, то почему ты рядом?

- Ты сейчас нуждаешься в моей защите. Пойми, что с этим поступком жизнь не закончится, она продолжится в другом обличии.

- Ангел, я не знаю, как можно жить дальше, когда в душе выжженная пустыня. Ты знаешь мою историю. Знаешь, как больно дышать.

- Человеку дается ровно столько, сколько он в состоянии вынести. Просто многие ломаются, но им приходится отрабатывать программу после. Живи! И знаешь, всё же открою тебе один секрет: скоро в твоей жизни появится парень, который тебя спасёт…

Сначала стихи. Когда-то он прочитал их в "Иностранке" – и был впечатлён. Он забыл текст, но каков он был – он запомнил накрепко, навсегда. А вот имя того японца, который написал их – он забыл. И название тоже забыл. Но пусть будут три звёздочки.

 

***

На полу большой комнаты лежит ковёр.

На ковре играют дети.

А на стене висит картина.

На картине нарисован дракон.

И в пасти этого дракона – комната.

На полу той комнаты тоже лежит ковёр,

и на нём также играют дети.

А на стене – тоже висит картина.

И мы видим, что там тоже нарисован дракон

с комнатой в раскрытой пасти.

С трудом,

но на полу и той комнаты

можно разглядеть и ковёр,

и играющих детей на нём.

И маленький квадратик –

картину на стене.

И мы знаем – там опять дракон

с комнатой,

с ковром,

с детьми,

с картиной…

 

Но никто не знает

сколько драконов

одновременно

в любой момент

могут захлопнуть

свои пасти…

 

Сейчас он сидит за столом перед листом бумаги. Рядом с бумагой лежит долото – потёртая деревянная ручка с тонким, длинным и заострённым на конце четырёхгранным металлическим штырём.

Он сидит и думает.

Как передать это ощущение полнейшей ненужности, невостребованности, лишности себя в этом мире? Как выразить это чувство правильности ухода? И нужны ли кому эти откровения? Но что-то же написать надо… Что? Написать, что почти все чувства исчезли, а остался только пронизывающий его равнодушный холод? Что нет ни любви, ни надежды на любовь? Что остались только мысли, а души – давно уже нет? Что ему долгие годы была невыносимо скучна обыденность разговоров, бездумность и монотонность жизни окружавших его людей – и что он разочаровался в них, во всех?.. И что никто не виноват, и это он сам отдалялся и отдалялся от людей – а в итоге преуспел в этом? Что ему сейчас не хватает тепла, но он не вправе ни требовать, ни ждать его?

Да нужно ли это писать?..

Он размашисто написал на листе бумаги "Простите".

Встал.

Взял долото, опустился на колени, приложил остриё к груди, слегка нагнулся вперёд, чтобы упасть ничком, и чтобы уж наверняка… чтобы "прижалось"…

Мелькнула мысль "…ну прямо сепукку какое-то…"

И резко вогнал острый штырь между рёбер – к сердцу.

 

***

Он ещё раз перечитал набранный на экране текст.

– А вот интересно, – подумал он, – что будет, если хотя бы один дракон решит не закрывать свою пасть? Но кто всё-таки написал эти стихи? Надо будет сходить в библиотеку, поднять журналы за восьмидесятые годы, коль уж в сети не нашлось…

Потом позвонил дочери.

– Не отрываю?

– Немного… давай я тебе перезвоню вечером? – сказала дочь.

– Давай.

Он знал, что дочь не перезвонит. И понимал её. Он и сам был таким, – и месяцами не звонил родителям. С мамой уже не поговорить…

Потом он посмотрел на лежащее на столе долото, крутанул его на столешнице. Остриё остановилось, указав на монитор. – Ну что, посмотрим что народ скажет, – как-то обречённо решил он, и потратил две минуты на создание новой публикации.

Затем он вышел покурить на балкон.

Мысль "…что делать?", давно уже мучившая – не оставляла его.

– Но ведь нельзя… пока отец жив – нельзя… он не переживёт.

Рассудительность, с которой он обдумывал ситуацию, привычно заставляла его стыдиться себя и ужасаться своим мыслям: – Монстр, – сидело в голове. – Эгоистичный дракон.

В висках продолжало стучать: …что делать? …что делать? …что делать?

 

***

Он снова перечитал текст.

Потом встал. Подошёл к шкафу, где лежали инструменты, достал долото – и резко вонзил его себе в грудь.

Последней мыслью было: "…и на хрена нам эти драконы?.. мы и сами…"

 

***

В шкафу, в инструментальном ящике, лежит долото…