ПЕТРУШЕНКО ВЛАДИМИР

Белый блин облака подрумянился на красной сковородке солнца и поплыл дальше, теряя поджарость, бледнея и светлея на синем мольберте неба, на котором были нанесены еще штрихи едва заметных парящих трех птиц. Солнце не обиделось на меня за сравнение со сковородкой. Оно уже привыкло, что его ругают и за нестерпимую жару, и за то, что светит, но не греет. Светило не обращает внимание ни на хвалу ни на хулу, а просто светит и греет, как и положено доброму и светлому гению.

Мой взор спустился с высокого неба на грешную землю. А что здесь? Мы втроем медленно движемся по аллее парка. Мой внучок Вовчик, которому один год и восемь месяцев, и его заботливый конвой: дед Вова, то есть я, и баба Люда, моя жена.

А путь наш лежит через проезжую часть дороги, мимо большого и красивого Свято - Успенского храма, через городской сквер к Дворцу культуры и обратно. В сквере, где стоит памятный знак чернобыльцам, нас встречают радостные тополя. Радуются они апрелю, солнцу и нам - людям. Машут тонкими зеленеющими ветвями, словно благодарят тех, которым поставлен памятник, благодарят за эту новую весну. Наш внучок пинает маленький зеленый мяч, который тоже цветом весны. Катится вперед мяч, замирает, ждет. Снова удар, снова катится, как сказочный, колобок, который от волка ушел, а вот от Вовчика уходить не хочет. Сдружился с ним. И вдруг наш внук останавливается, поднимает с земли красную крышечку, немного больше пятака, и бросает ее на дорожку. Крышечка упала, перевернулась, стала на бочок и снова прокатилась несколько метров. Вовчику понравилась находка. Он поднял ее и снова бросил. Крышечка снова прокатилась несколько метров, перекрутилась вокруг своей оси и замерла. Забытый мяч загрустил. Белое и красное колесики с пирамиды, отвергнутые малышом, тоже грустят невостребованные в пакете, как и пластмассовые разноцветные пазлы, которые внук так любил собирать на лавочке в сквере… Вова бежит за крышечкой, улыбается, что-то даже «белькочет» на своем, наверное, тоже весеннем языке. Мы смотрим на своего внучка, радуемся и переживаем. Радуемся его радости, а переживаем… - уж больно долго внучок не разговаривает. Только какие-то непонятные звуки. Другие внуки у знакомых в этом возрасте и «мама» говорят давно, и фразы некоторые. Бабе Люде что-то не очень понравилась находка внука, но обвиняет в ней, естественно, меня.

- Что ты носишься с этой грязной крышечкой как дурень со ступой? У тебя самого, как у Плюшкина, - баночки, скляночки, пузыречки, червячечки. Смертники белые по всему холодильнику расползлись.

- Не смертники, а опарыши. Это для рыбалки. И какая логика у тебя перехода от крышечки к рыбалке?

- Обыкновенная. Ты не понимаешь, потому что у тебя у самого твоя крышечка давно поехала. Крышечка! Какие там микробы, бактерии всякие, ты знаешь? Все надо мыть дезинфицировать…

- Вовочка выброси, кака! - Бабушка забрала красную крышечку и бросила ее за дерево. Внук заплакал, подошел с надеждой к деду и протянул руки.Удобно взгромоздившись на дедовских руках, он резко протянул правую ручку вперед к дереву, указывая путь маршрута. Зашли мы с ним за дерево, опустил я его на землю. Вова покрутил головой, сам повернулся во все стороны и… нашел! Радостно подбежал к красной крышечке и поднял ее с земли. Баба тут как тут.

- Выброси, кому я сказала. – Это мне. - Кака! – Это Вове. Внук посмотрел на бабу, на деда, потом подошел ко мне и вдруг сказал: «На!». Я обрадовался первому его слову и взял на руки и подбросил вверх, поймал, обнял…

- Чему ты радуешься? - Удивилась баба Люда. – У людей внуки говорят первое слово – «мама», «папа», а у нас – «на»?!

- Это замечательное слово, бабушка, - возразил я. Все, что «на», остается в человеке, а все, что «дай», погибает навсегда.

Мы спорили и не заметили, как Вовчик снова бросил вперед свою находку - красную крышечку и побежал вслед за найденным, катящимся по дорожке маленьким солнышком…А вверху все так же по-доброму и по- весеннему светило большое солнце - самая главная крышечка жизни. И катит ее каждый день по небесной дорожке, может быть, тоже чей-то сын или внук.