Чуднова Ирина


#Я стал богаче. Современники о классиках: БЕЛАЯ СТРАНИЦА И ОСЛЕПЛЁННОЕ НЕБО ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА

 
8 фев 2023#Я стал богаче. Современники о классиках: БЕЛАЯ СТРАНИЦА И ОСЛЕПЛЁННОЕ НЕБО ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА
БЕЛАЯ СТРАНИЦА И ОСЛЕПЛЁННОЕ НЕБО ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА (эссе)
 
***
 
О небо, небо, ты мне будешь сниться!
Не может быть, чтоб ты совсем ослепло
И день сгорел, как белая страница:
Немного дыма и немного пепла!
 
Осип Мандельштам
 
Короткий текст раннего Осипа Мандельштама из его дебютной книги «Камень»
 
И что в этом единственном на весь текст прилагательном «белый», ставшем эпитетом к слову «страница»? Кажется, слово сказано от автоматизма –– если страница, то, разумеется, белая –– у Ахматовой в те же годы была «непоправимо белая страница» –– но именно эта белизна неслучайна, у Ахматовой она подчёркнута словом «непоправимо», у Мандельштама с белой страницей сравнивается сгоревший день, эпитет, выраженный прилагательным, оказывается вложенным в более сложный эпитет –– «сгорел как белая страница» –– сгорел, как сгорает страница, или день, белый, как бела страница? Возможно, отвечая на этот вопрос, в Серебряном веке, человек должен был бы предпочесть что-то одно, ведь не может же один предмет занимать два места в пространстве!
 
Но мы, испорченные, с одной стороны квантовой физикой, а с другой восточными философиями, уже не можем так однозначно предпочесть из двух вариантов:
 
день сгорел, подобно тому, как сгорает белая страница
или
день –– белый, как бела страница, сгорел
 
какой-то один. Мы живём в другую эпоху, для нас, людей первой четверти двадцать первого века, оба варианта равновелики, равновозможны и одновременны.
 
Представлял ли это автор? Мы не знаем, но в том и гениальность, что текст, возможно, помимо желания автора, оба этих варианта содержит –– картина знает больше художника –– как говорил Бахтин.
 
Возможно ли, что эта двойственность прочтения надумана мной в силу настройки аппарата моего поэтического зрения, если ли тому доказательства в тексте? На мой взгляд –– есть.
 
Это сон и ослепшее небо. Осип Мандельштам сомневается в этой небесной слепоте («не может быть»), но тут же и усиливает –– «совсем ослепло». Он нам, как бы отрицая слепоту, именно полную слепоту и предъявляет –– такова психология человеческого восприятия и такова особенность поэтической речи, для которой характерна повышенная важность говоримого. Нам предъявлены слова «совсем» и «ослепло», и мы пусть на миг, пусть как невероятную возможность, но это ослепление неба представляем.
 
Что бы это было? Возможно, нестерпимо яркое солнце, возможно белизна во время сильного снегопада, когда и сам день кажется не успел случиться, а тут уже и вечер –– сгорел в пурге и ветре. Возможно, небо здесь как представляет собой некую высшую категорию соглядатая, того, кто смотрит сверху на нас, людей, и уже не может перенести виденного. Возможно, что всё это сразу –– пока мы не делаем выбора, все представленные варианты равноправны и равновероятны. А подробностей нам автор не оставил.
 
Сон. Сны, даже цветные, обладают особой избирательностью ткани реальности снови́дения. «Небо, ты мне будешь сниться», говорит нам поэт. Почему? Видимо, потому что это небо уже и есть небо сновидения, небо, нереальное, особенное –– живое, могущее ослепнуть, отвернуться от нас, людей. Что это за реальность, в которой небо сна может ослепнуть, покинуть нас, а день сгорел и тоже нас оставил –– немного дыма и немного пепла? Возможно, конкретный день из жизни поэта, связанный с утраченной возможностью на что-то большое, или связанный с разочарованием, с утратой, или прозрением о страшном –– о слепоте и равнодушии природы и Бога к созданиям его? Отчаяние и предрешённость слышится в этом обращении.
 
Белое ослеплённое небо, белая, сгоревшая страница дня –– страница, на которой не было ничего написано –– непоправимо белая по Ахматовой –– день, прожитый не так, как следовало, день –– единственный, оставивший по себе грусть и разочарование –– немного дыма и немного пепла –– неправда ли, в этих словах что-то кладбищенское?
 
Удивительна способность поэзии оставлять всё, о чём она говорит, вечным. О сгоревшей странице мы знаем, только то, что она была белой, на ней не было ничего написано, она и сейчас бела и цела, и есть, хотя пепел и дым тоже есть.
 
В поэзии, как у Бога –– все живы. Недаром белый цвет –– это и цвет невинной чистоты, и цвет смерти.
 
03.12.2022г. г. Пекин, Лунцзэ