Маме моей, Александре Степановне, посвящается

 

Июньский день тысяча девятьсот шестьдесят первого года не предвещал беды.

Четырёхлетний Коленька скучал во дворе, куда вышел погулять и поиграть. Единственная магазинная игрушка, карболитовая машинка непонятного зелёно-черно-коричневого цвета, беспомощно лежала вверх колесами. Она разломилась на две части, когда он её уронил на деревянный пол. Черная безглазая кабина с двумя и кузов, тоже с двумя, но парными колёсами, никак не хотели соединяться, когда он их прикладывал друг к другу, и снова и снова разваливались в разные стороны.

«А у папы машинка так не ломается, - подумал он. - Она большая, настоящая, зелёная. И в ней так сладко пахнет бензином. А когда папа уезжает, то остаётся такой приятный запах. Запах папиной машины».

Папа всегда приезжал и уезжал по одной дороге, по которой он катал его с братом в кабине, до трамвая, а потом они шли обратно те два километра. Коленька не знал, что такое два километра. Просто очень далеко. Ему так захотелось встретить папу, и он… пошел.

Пошел сначала по переулку, потом по дороге, где редко, но проезжали большие машины, как у папы, и ещё больше, редко-редко встречались люди. Вот и сейчас ему никто не встретился.

Так он дошел до трамвайной линии, за которой проходила асфальтовая автомобильная дорога - главная городская магистраль, которая соединяла центральную часть города и Тырган – будущий новый центр.

По дороге бегали машинки. Настоящие. Много. «Вот сейчас и папа приедет, - размышлял он, – обрадуется и скажет: «Какой ты молодец, сынок! Но папы не было. Прошло пять минут, двадцать, час. Он не знал, сколько это, но знал точно, что это очень долго. День приближался к обеду. Солнце стояло высоко. Было жарко.

Промаявшись около трамвайной линии, которую перейти одному было страшно, он решил немного пройти навстречу. И пошагал. Одолев целую остановку, он посмотрел направо и всё узнал (местность была знакомой). Сюда они с мамой ходили в магазин. Где-то там, далеко внизу, был его дом. Только такой маленький. А у канавы, которая протекала рядом с его домом, было много людей. Тоже маленьких – маленьких… Он отошел метров десять от линии в сторону дома и увидел, что сбоку какая-то большая яма. Это был огромный, метров в сорок, обвал, образовавшийся после шахтерской выработки. Его край был глиняным обрывом, а перед ним, в метре от края, небольшое углубление, поросшее травой. Но малыш его роста не видел глубины той ямы, и никакого страха не испытывал.

Он прилёг в травку и…задремал.

Тридцатиоднолетняя Александра (все звали её Шурой) весь день была в делах и заботах: ребятишки, огород, скотина, стирка, уборка…

Полугодовалая Наташа лежала в кроватке, а старший Николай гулял во дворе один. Десятилетний Толик уехал к бабушке на Зиминку. Занимаясь повседневной работой, она поймала себя на мысли, что стало как-то тихо…

«Так, а где Колька?»

Его не было. Нигде. Сначала она его позвала по имени – тишина. Громко стала кричать. Молчание. Страх охватил Шуру. И сразу картины, одна страшнее другой, стали всплывать в её голове: то ребенок тонет в канаве, то провалился в трещину на огороде от проходящей под ним шахтовой выработки.

Она сама проваливалась в такую трещину по пояс. Едва выбралась, а галоши так и ушли в неизвестность. От этих мыслей её ошпарил страх. Подкосились ноги. Немного посидев и подумав, схватив на руки Наташку, побежала к соседям. Стала звать на помощь. Вся Соловьёвка сбежалась, кто был дома: бабы - домохозяйки, мужики, кто был не на смене. Узнав причину, женщины пошли по огороду, заглядывали в трещины, звали. Мужики баграми и палками проверяли канаву, которая как раз за их домом превращалась в бурлящую широкую грязную Абушку

( так называли любые канавы в Прокопьевске и Новокузнецке, по которым сливалась вся технологическая вода из шахт и шахтовых моек, в честь, когда - то чистой и рыбной реки Абы, принимающей в себя нечистоты.) Кто-то выловил детскую сандалию.

Шура, прижав Наташку, рыдала. Больше часа шел поиск. Результатов – ноль, кроме той сандалии. У тех, кто приходил от двух ближайших остановок, спрашивали, не встречался ли по пути Колька? Нет!

Когда уже и слёзы высохли, безутешная мать вышла за стайку.

Из-за неё к дому подходила соседка Лиза, а на руках у неё лежала тряпица, похожая на Колькину рубашонку. Да нет же, это был он сам!

В мыслях промелькнуло:«Но почему головка запрокинута, ручки, ножки болтаются? Неужели…».

« Господи!» - Сердце обмерло.

А Колька спал. Сном младенца.

Лиза рассказала, как вышла из трамвая и, проходя мимо обвала, увидела, что в траве мелькнуло что-то оранжевое. Подошла ближе, а там, свернувшись в позу зародыша, спал… ребенок. Да не какой-то неизвестный ребенок, а сосед Коленька, который при встрече всегда здоровался и охотно отвечал на её вопросы. Как он здесь оказался? До края оставалась всего полметра. Пятьдесят сантиметров. О, ужас! Во сне повернулся бы и…

На Колькино счастье вовремя появилась соседка. Она взяла на руки и понесла спящего белокудрого ангелочка, пока её не встретила Шура.

Заплаканная, но счастливая мамочка, передав другой соседке Натку, аккуратно взяла на руки своего «хулигана». Крепко-крепко прижала к груди. В этот момент он открыл глаза и спросил:

« А папа приехал? Я его ждал, ждал…»

 

22.12.2017

 

PS. 10 декабря 2017 года не стало Шуры. Мамы Шуры. Тёти Шуры. Бабы Шуры. Прабабушки Шуры. Вечная память! Прости, что доставил столько переживаний в твоей жизни! Прости меня, мама!