Мальчика в этот город привезли родители в 1947 году. Город назывался Станислав (сейчас Ивано-Франковск) и был основан в ХУII веке польским графом Потоцким. При освобождении его в 1944 году от немецких захватчиков были бои, и город, в основном,

его окраины, пострадали. Поселили семью в уцелевшем домике на окраине, на улице Хриплинской. Вокруг ещё кое-где лежали руины разрушенных домов, и мальчик пристрастился проводить там время. Ему было интересно бродить по запущенным дворам и комнатам, в которых ещё оставались остатки от быта недавно живших здесь людей. Брошенная мебель, различная рухлядь; особенно много осталось фотографий, и мальчик любил их разглядывать. «Где теперь эти усатые дяди, разодетые тёти и их красивые и счастливые дети? – думал он. Может, умерли здесь в войну, а может, как говорит папа, бросив всё это, бежали в Польшу?»

Старший его брат Гена, который уже ходил в школу, сделал ему на 7 Ноября отличный подарок. «Чтоб ты никого не боялся, – сказал он, - дарю тебе рогатку, ходи всегда с ней, как с пистолетом, и грози или стреляй, если кто нападёт…» Теперь, вооружённый ею, он ходил один по всему городу и никого не боялся. Но здесь, в этих руинах, было пусто: ни людей, ни собак, ни кошек. Только иногда прилетали вороны. Тогда он доставал свою рогатку – и они, недовольно каркая, улетали.

Но в этот декабрьский день, когда солнце уже садилось за город, и он засобирался идти домой, его вдруг насторожили шорохи за его спиной. Он оглянулся – никого. «Значит не собака, - подумал он. – Собака бы зарычала или залаяла». Достав рогатку и зарядив её камушком, он, спрятавшись, изготовился к встрече, уверенный, что это должно быть одна из крыс, которые здесь хозяйничали. Но шум раздался с другой стороны, в закутке той руины, в которой он сам притаился. И тогда, не мешкая, он выстрелил туда.

- А! А-а-а-а! – раздался тут же пронзительный женский вопль и через мгновение оттуда, на ходу надевая на себя панталоны, выскочила разъярённая толстая тётка:

- Пся крев ! – орала она. – Заморыш! Русский негодяй! Стрелять в польскую женщину!.. Я узнала тебя, я знаю, где ты живёшь, маленький бандюга!..

Подобрав на земле увесистую палку, она кинулась на мальчика, но он, не раздумывая, дал от неё дёру - и вслед ему полетели только её проклятия.

Конец этого злосчастного дня и ночь прошли спокойно, но рано утром на следующий день в дверь дома, в котором жил мальчик, постучали. На стук вышел его отец и спустя несколько минут, вытащив сынишку из постели, поставил его перед визитёром – тёткой, которую мальчик сразу узнал.

- Он? – обратился отец к женщине.

- Он, он! – возбуждённо закричала она. – Смотрите, какую рану он мне нанёс! – и она, повернувшись к ним задом, задрала платье…

- Бандит у вас растёт! Подстерегает и стреляет в польских женщин из рогатки, - продолжала между тем она. - В милицию на вас заявление напишу...

- Не нужна нам, гражданка, милиция. Я всё вам компенсирую. А сына я сам накажу, - строго сказал отец. – Иди домой, - грозно обратился он к сыну.

Расплатившись и проводив женщину, он вернулся домой. Испуганный сын лежал в постели. Рядом с ним сидела встревоженная мать... Попросив её отойти, отец, достав ремень, немедля принялся за расправу.

- Я думал, что там крыса… Он не нарочно, – стали наперебой говорить они, но отец их не слушал.

- Мне на работу идти, а ты мне такой подарок преподнёс, сукин сын, - закричал он. – Я тебе покажу, как стрелять из рогатки в женщин!

На этот раз отцовская порка была особенно крепкой – удары ремнём были очень жгучими. Сын, бегая по комнате, увёртывался от ударов, закрывался руками, но они доставали. Тогда, спасаясь, он выскочил на улицу и побежал к руинам, чтобы там спрятаться. Там, на кирпичах, усевшись на корточки, он, наконец, тихо заплакал... Выпавший ночью снег обжигал голые ноги, от ремня горело всё тело, но он плакал больше от обиды, от отцовской несправедливости.

- Ведь я не нарочно стрелял в эту тётку, а думал, что там крыса, - шептал он. - Вот замерзну, умру здесь, но домой, не пойду. Пусть потом поплачут на моей могиле…

Между тем, до него всё явственнее доносились тревожные отцовские крики:

- Сынок! Валентин! Валя! - где ты? Выходи, а то замерзнешь! Но он не отвечал на них, решив сидеть здесь до конца.

- Ах, вот ты где! – раздался над ним обрадованный голос отца. – Вставай – и пойдём домой. Снег же здесь, а ты босиком и в майке. Замерзнешь!

- Замёрзну, но с тобой не пойду, - плача, твердил сын в ответ, но сильные руки отца уже обхватили его, подняли и понесли домой.

Прижавшись к тёплому отцовскому плечу, мальчик на миг снова доверился ему, но обида его не проходила. Она прошла потом, кода отец, так и не позавтракав, убежал на работу, а мать, утешая его, согревала его горячим чаем, гладила по голове и всё повторяла:

- Сыночек, отец же наказал тебя за дело: нельзя из рогатки стрелять в людей. Надо было бы подождать, получше посмотреть, – и ты бы увидел, что там не крыса, а человек – женщина. А ты сразу пулять… Не делай так больше, сыночек.