Наша жизнь не всегда складывается светло и радостно... Иногда она превращается в ужас. От этого холодеет внутри, от этого обрывается душа и останавливается сердце. От этого голос превращается в нечеловеческий рык... И человек оказывается в шаге от того, чтобы перестать быть человеком. Самим собой. Это происходит в тот момент, когда никому ничем нельзя помочь. Никому. Совсем. Все слова - просто слова, все жесты - просто жесты... Непоправимое. Какое это горькое слово. Оно обозначает лишь то, что всё уже случилось и поправить произошедшее невозможно.

Событие, о котором пойдет речь, стало для меня самым первым ужасом в моей счастливой жизни, в той, далекой поре под названием "детство".

Я была вторым ребенком в семье, как я теперь понимаю, никто меня не ждал, очевидно, а я, вот такая настырная, взяла себе, да и появилась. Маме под сорок, папе - под пятьдесят. Брату почти двенадцать, он так быстро вырос и уехал учиться, а я продолжала расти, да радовать своих родителей. И бабушку Анну Никитичну. А дедушек не было, не знаю почему, вроде, на небе жили они. Разве там, на небе том можно жить? И как там жить без тех, кого любишь. Сильно - сильно! И как там жить без земли, без речки, без цветов, без... без всего того, что есть тут, рядом с нами, что нас так радует? Не понимаю. Но, наверное, пойму, когда вырасту!

Всё ждала, вдруг у меня тоже случится младшая сестренка, или братишка. Напрасно, не случились...

А вот у моей подруги появились младшие братики, причем два сразу! Вот радость - то. Как она ими хвасталась! Какие одинаковые карапузики, у неё у одной такие только были. Для меня это непостижимо прямо было. Разве это правильно, что бы Галинке два братика сразу, а мне, такой хорошенькой, доброй и умненькой девочке просто ни одной сестрички и ни одного братика... Не честно это! Но моя бабушка всегда говорила мне, что нужно больше радоваться, радоваться даже тому, что у кого - то что - то есть, а у тебя - пока нет. Радоваться! И тогда за тебя другие люди порадуются, и от этого всем будет хорошо. Вот я и радовалась за Галинку!

Подрастали мальчишки всем на радость - симпатичные, смышленые, озорные. Но случилась беда - утонул один из них. Село парализовало от горя, люди загоревали, поникли... Село хоть и большое, да жили дружно. И горе и радость вместе делили, тогда я поняла ещё одну вещь - если делить, то это правильно и хорошо. Горе делить - его меньше станет. Намного! Радость делить - её больше станет. Намного! А почему так - не поняла. А взрослые на этот вопрос отвечали неправильно как - то, мол, мала ещё такие вещи спрашивать, подрасти требуется.

Поглотила река Егорлык ребеночка, не подавилась, и отдавать не хотела. Нету мальчишки, и все, лишь маечка да сандалики остались...

Нас с уроков сняли, на поиски отправили, в помощь взрослым. Первый день поисков результатов не дал, не выбросило на берег тело мальчика...

Второй день поисков тоже не дал результатов.

Конец мая, а жара такая, какой давненько уже не было, беда, уныние...

Прошел по селу слух, что цыгане табором стали у реки. Расположился на окраине села табор цыганский, шатры, лошади, юбки с оборками, побрякушки разные на руках, дым от костра...

Говаривали, что гадалка там есть, которая все предсказать может, и указать место на всей Земле, где любой человек находится, только фотокарточка нужна. А вот фотокарточки и не было! Но ведь был малец, как две капли похожий на братика своего! Чем не фотокарточка!

Называли эту женщину «гадалка», слово такое загадочное, но наши сельские женщины говорили о ней как о колдунье, ведьме, ведунье. Это слово "ведунья" мне было по нраву, значит она ведала о чем - то очень важном и сокровенном, обладала особыми знаниями. Ах, как нам нужна была её помощь! Всем! Женщины уверяли друг друга в том, что способна она исцелять и насылать болезни. А у меня пробегал по спине холодок, и волосёнки шевелились... Это чувство было новым, ранее мне неведомым...

Я даже пыталась думать про странные силы людей, и начинала понимать, что любые силы человек может использовать как для блага, так и во зло. То, что для блага - меня радовало! А что во зло - огорчало...

Собрались женщины, взяли близнеца, что один остался, без брата, да и пошли в табор, удачу пытать... И я за ними, интересно очень - живые настоящие цыгане...

Удивлению моему не было предела - красивый шатер, внутри ковры расписные, да подушки шелком шитые, и сидит прямо ка полу седая цыганка и трубку курит. А дым - лиловатый, от этого и волосы такими же кажутся. Подошли, одна из женщин хотела пояснить, мол, с какою бедою пришли. Напрасно, цыганка сама начала:

- "Знаю, малец, знаю, тяжко тебе, тяжко, зовет тебя душа братская, да сердце родное, близкое... Да напрасно. Жить будешь долго. Долго, да вот не скажу, что счастливо. Тяжко без братика. Это всё одно, как лететь в небеса с подбитым крылышком - больно и страшно."

А сама в маленькое зеркальце смотрит, трубкой дымит, да седой головой качает. Зеркальце малюсенькое, она его скрюченными пальцами держит, да вглядывается в него, да так пристально, что мне прямо захотелось тоже в то зеркальце хоть одним глазочком, я даже сделала один шаг навстречу ведунье... Но она так на меня посмотрела прозрачными глазами, что я прямо замерла на месте и перестала слышать, как бьётся моё сердечко. Но страха не было, совсем. Просто я услышала как она, не открывая рта, и не произнеся ни одного слова, сказала мне, что не можно мне, мала я ещё, да и хорошего пока в этом зеркале нету ничего, одна боль...

Подняла глаза и сказала, что мальчонка утонувший недалеко, лежит на земле, прикрытый сеном. И место описала подробно, указав, где дерево, где тропинка, где реки изгиб. На четвёртые сутки найдется.

И показала на дверь... А когда мы почти вышли уже, окликнула она женщин, сказала, чтоб девчонку (меня, то есть), берегли - беда, мол, над ней нависла, смерть ей в затылок дышит, истечет она кровью до капельки... Мамочка моя побледнела и замерла, прямо как статуя, а потом вдруг схватила меня за руку, и бегом прямо из шатра на свежий воздух, и дальше , дальше от табора...

Поиски продолжились, но безрезультатно. Шли четвертые сутки. Мать мальчика , ополоумевшая от горя, отец, окаменевший и седой, не оставляли попыток найти тело сына и предать его земле.

Река сдалась. Отдала мальчонку. Пастух, пасший стадо, укрыл тельце мальчишки травой и передал через людей, что искать больше не нужно.

Хоронили мальца всем селом.

Нет слов, чтобы передать, как плакал за братом оставшийся из близнецов, он просто хватал его, лежащего в гробу за руки, пытался поднять, разбудить...

Когда пришло время опускать гроб в могилу, покойному развязали руки, и они, прямо как живые, поднялись над гробом. Оставшийся из близнецов в мгновение подбежал и начал за эти руки тянуть брата, приговаривая:

- "Прошу тебя, братик, не уходи..."

Всю дорогу с кладбища люди шли молча, а мальчишка повторял одну фразу - " Он не хотел уходить, он не хотел уходить, он не хотел..."

Эти поднявшиеся из гроба руки мне мерещились ночами несколько лет. Как будто тот мальчишка всё еще пытался из другого мира ухватиться, как за соломинку, за жизнь...

А цыганка была права во всем. И про девочку правду сказала. Наступила я во время поисков ножкой на срезанный камыш, что из земли торчал, как пенечек сантиметров на десять, и проткнула насквозь ступню. Кровь хлынула, как из шланга. А я застыла от боли, да так и стояла в луже крови, истекая, едва не теряя сознание, пока взрослых не привели мне на помощь. Когда меня с этой камышины снимали как с шампура - один из мужчин в обморок упал, а я - не упала.

До сих пор помню ту подводу, на которой меня в амбулаторию везли, ту белую лошадь по кличке "Ласточка", как она неслась вскачь по лугу, будто чувствовала, что времени нет совсем. А я лежала в той подводе такая спокойная и счастливая, я смотрела в небо и радовалась, что я вижу какое оно голубое, а облака - белые... А птички - черные. Это ласточки. Вот интересно как всё в этой жизни. Ласточки- черные маленькие птички. Лошадь белая- белая, и огромная, и без крыльев, а тоже - Ласточка...

И еще я запомнила свои пальчики, которые я поднесла к своим глазкам - а они синенькие, как василёчки, а кончики - беленькие, а ноготочки - прямо фиолетовые... От чего это? Не понятно мне, но и не важно, глазки закрываются, так спать хочется.

Только услышала как кричал дяденька на Ласточку:

- "Ласточка, голубушка, прошу тебя, лети быстрее, нету у нас с тобой времени, родненькая, совсем нету!"

А мне виделось, как Ласточка прямо оторвалась от Земли и в небо, а у меня прямо сердце замерло, и остановилось почти... Не, не от страха, от высоты! А еще от того, что вот оно - Небо, на котором мои дедушки... Вот и свидимся...

Встретился нам мотоциклист на "Восходе", так ему строго наказали - лети в деревню на всех парах, хватай Алексеича (фельдшер сельский) да вези а амбулаторию, скажи, мол, беда с Девочкой, внучкой Анны Никитичны, большая беда... Пусть готовится.

Сельский фельдшер сотворил чудо, шрам, конечно есть, большой, но жить он мне не мешает.

На похоронах хромала да на палочку опиралась... Но своей боли не чувствовала. Уж очень сильно душа болела да горевала за мальчонку, которому теперь без братика, с одним крылышком по жизни лететь...

Что до меня, так случай этот я запомнила на всю свою жизнь.

После того, как ножка моя зажила, мы с мамочкой решили сходить в табор, да спасибо сказать ведунье той. За что? За то, что предупредила, а уж то, что не прислушались мы, разве виновата она... Нет, конечно!

Просто я тогда одну вещь поняла. Насколько наша жизнь непредсказуема и быстротечна. И как нам, людям, нужно уметь прожить её достойно. ДОСТОЙНО. Без потерь не получится, наверное, но в любой ситуации необходимо оставаться людьми. Людьми. Не более того. Ведь если бы не были людьми мои односельчане, то и меня бы не было. Просто не было бы на этом свете. Спасибо Вам, люди, за то, что я есть...

А цыганку ту мы не нашли. Ушел табор, наверное, в небо. Потом ещё фильм такой был. Я помню...