Кап… Последняя капелька разбилась о рифленую глину фигурки.

 

Я не могу пошевелиться. Кожей век ощущаю холод и давление, будто на глазах лежат камни.

- Эй, кто там? Кто-нибудь!

Кап-кап – прямо на лоб. Холодно.

И больше ни звука, только едва различимое влажное шуршание воды.

Я лежу замерзшая и оцепеневшая, слушая это чертово кап-кап.

- Да что за… Кто-нибудь!

Эха нет. Значит, помещение небольшое.

Склеп? Вспомнились обрядовые монетки на глазах усопших. Истерично вращаю глазными яблоками, но тяжесть с век сбросить так и не удается.

- Помогите! – хрипло ору в пустоту и в ответ получаю новую порцию капель на лоб. Кап-кап.

"Не понимаю. Только вчера я сидела на хлипкой серой лавочке в глубине лесопарка и, обжигая пальцы, лила из чахайки веселый шен на спину глиняной лягушки. Только вчера мы с ней загадали жить долго и, если получится, счастливо. Бросить все и просто коптить небо в свое удовольствие. Мимо носились скейтеры; похихикивая, тыкали лыжными палками в асфальтовую дорожку старички – любители скандинавской ходьбы. И только я, ленивая и сонная, болтала с чайными листьями и вдыхала горьковатый запах осенней хвои. И вечер был свеж и прост, и мир казался уютным и добрым. Что же случилось? Почему я здесь? И где это – здесь?"

Пробую шевелить пальцами рук. Да, шевелятся, но с трудом. Нащупываю что-то мягкое, мокрое и холодное – с гримасой отвращения сжимаю пальцы в кулак и секунду спустя понимаю, что трогала свой живот. Голый живот!

- Помогите! Хоть кто-то слышит меня?!

- Тише-тише… - шепот почти у самого уха пугает внезапностью. – Я сейчас тебе помогу.

Давящий на веки холод исчезает, и желтый свет обжигает глаза, словно луч прожектора. Никак не могу рассмотреть того, кто пытается поднять мое деревянное тело, но чувствую тепло и… доброжелательность.

Покорно позволяю усадить неподвижную себя и прислонить спиной к мокрой стене. Теперь кап-кап – прямо на макушку. Часто моргаю, пыталась привыкнуть к свету, и все вглядываюсь в расплывающиеся черты спасителя, пока он снимает путы с моих лодыжек и запястий.

- Кто ты?

- Мы находимся в самой глубине.

- Я не об этом спросила, но…

Теперь я вижу. Вижу перед собой жалкое, скрюченное существо – худое и изможденное. Сложно определить возраст или пол. Пепельные волосы – не то грязные, не то седые – лохмами свисают до самого пола, а на тщедушных плечиках болтается подобие рубашки – сплошные дыры и заплатки. Существо смотрит на меня умными серыми глазами и мелко дрожит.

- Так кто ты? – спрашиваю, обводя взглядом небольшую комнату.

В ней ничего нет, только деревянные пол, потолок и стены. Ни окон, ни дверей, ни мебели. С потолка тут и там капает вода. Она сочится по стенам, собирается в лужицы на полу и с журчанием сбегает сквозь темные щели. Никак не могу понять, откуда исходит свет… будто им был пропитан сам воздух.

Сидя на корточках рядом с мной и глядя куда-то вверх, существо начинает раскачиваться из стороны в сторону и тихонько петь: - У луны улыбка добрая и кроткая, а у солнца – брызжет кровь из глаз. Я никто и я ничей, сиротка я, я - в графитном росчерке алмаз.

- Сумасшедший дом! Героиновый бред! Как мне отсюда выбраться?!

Плачу, со зверским усилием сдерживая визг, рвущийся наружу, рвущий горло.

Существо подставляет грязную ладонь под мутную струйку воды с потолка. Кап-кап.

- На, выпей, - подносит мокрую руку к моим губам, - тебе полегчает.

Брезгливо отворачиваюсь:

- Еще чего не хватало!

- Это такое лекарство, - грустно говорит существо и, кажется, заглядывает умными глазами прямо в мои мысли.

Свет мигает, и существо съеживается у моих ног, словно бездомный пес. Его тревога передается и мне. Нервно поглаживаю трясущееся тельце по спине и жду чего-то плохого. Неизвестного и плохого.

Раздается смех, похожий на тоненький скрип деревянных половиц. И когда свет из уютного желтого переходит в ослепляющее белое сияние, понимаю, что существо, жмущееся ко мне, больше не дрожит.

Медленно этот некто поднимается надо мной. Только теперь я вижу, что замызганная рубаха вовсе не дырявое рубище, а кружевная туника. И не заплатки это, а сложный узор из шелковых лент. А волосы-то, волосы! Не седина и не грязь – блестящие серебряные нити, вплетенные в длинные черные пряди. Женщина! Белоснежная, тонкая, похожая на березовую ветку в инее. И все те же серые глаза, только теперь в них осколками льда застыла угроза.

Вжимаюсь голой спиной в стену. Тук-тук. На пол, на мою мокрую макушку вместо капель воды падают ледяные кристаллики. Женщина наклоняется ко мне – прямо к самому лицу:

- Кто ты?

Ее длинные пальцы с острыми пластинками ногтей царапают мне плечо, больно впиваясь в мышцы.

- У луны улыбка добрая и кроткая… - выдаю я и, вытаращив глаза, зажимаю ладонью рот.

- Нет, не так, - хищно улыбается «снежная королева». – Треснет луны скорлупа пополам, выпустит солнце над бездной. Я из алмазов последний отдам, лишь бы во тьме не исчезнуть. Будет моим даже имя твое… Кем же ты станешь, тупое зверье?

А в голове яснее ясного проступает понимание того, что я очень глубоко – в самой глубине. Здесь деревянные кости обрастают ледяной плотью. Здесь амниотическая жидкость питает мое существо, связывая с миром, который создал хрупкое тело из ничего, словно свет из воздуха. И кажется, я даже вижу пуповину, которая прозрачной трубкой тянется с потолка прямо к моему голому и холодному животу. И мой первый крик все раздирает горло в попытках вырваться наружу.

Зажмуриваюсь так крепко, что сводит мышцы лица и ноет шея. Боль в плече не утихает, наоборот - становится четче, резче и ощутимей.

 

С трудом открываю глаза. Желтый свет фар – это все, что осталось в памяти. По пластиковой трубочке медленно катится светлая жидкость. Кап-кап.