Летним днём, обдуваемый морской прохладой, Костя приближался к своему дому, когда на углу соседней улицы вдруг увидел плачущего мужчину, сидевшего на лавке за воротами своего неказистого домика. Надо сказать, что время было послевоенное. Шёл 1946 год – год голода и разрухи. Мужчина был знакомый Кости, демобилизовавшийся, прошедший, как и сам Костя, всю войну на переднем, что называется, крае. Скупая слеза фронтовика – это ещё было бы понятно – может кто умер, жена ушла, заболел кто серьёзно, сгорело что, или ещё какая «мелочь», но чтобы фронтовик так горько плакал, да это было из области фантастики.

– Здорово, Гела. Почём нынче слезы? Утрись, не баба ведь. Что случилось, рассказывай – облегчи душу.

Такая тоска взглянула на Костю - еще зеленее, чем грязно –зелёный предмет, похожий на мяч в руке у Гелы.

- Вот, - Гела протянул Косте мяч, - посмотри.

Костя взял мяч, подержал в руках, потом присмотрелся, отковырял траву, землю, и увидел под коркой – мать честная - хлеб, настоящий белый хлеб – целое состояние.

- Какая ж образина такое сотворила – вот сволочь!

Гела вырвал хлеб из рук Кости в сердцах

- Сам ты образина! Я четыре месяца откладывал деньги на этот хлеб, хотел сделать сыну подарок. В Сочи приобрел золотой лом и в торгсине, на золотой лом купил булку. Принес домой, ты ж моего Дато знаешь – ему как раз пять лет исполнилось. Вот я ему на день рождения подарок сделал. Держи, говорю. Будешь помнить свой пятый день рождения. Дато на радостях на улицу помчался – ну, думаю, угодил парнишке. Через час выхожу – смотрю, на поляне Дато и другие сорванцы в футбол гоняют, ближе подошёл – так это ж они булкой гоняют в футбол.

- Ах вы такие-сякие, да что ж вы делаете.

- В футбол играем, вы же мяч Дато подарили на день рождения.

- Какой мяч - кричу – это же хлеб!

- Неее, дяденька, хлеб белым не бывает, вы шутите, хлеб только черный, мы все это знаем.

Взял я булку, Дато обнял, и пошли мы с ним домой. Идём, а Дато спрашивает:

– пап, а ты взаправду сказал, что хлеб это. Я уже целых пять лет живу на свете, а такого не видел, наверное, ты пошутил, наверное мамка сказала привести меня домой скорее.

- Понимаешь Костя, так мне стало на душе тяжко. Ну вот войну прошел – там все понятно, а здесь – заглянул в глаза Дато – не смеётся – правду говорит. Отвел пацана домой, сказал жене, чтоб выкупала, а сам быстрей на улицу – чувствую ведь, что слёзы нахлынут. Вот такие брат дела.

- Да - сказал Костя, утёр глаза рукавом, обнял Гелу – Много нам с тобой предстоит еще сделать и, в первую очередь, – чтобы наши пацаны не знали ни войны, ни голода.

С тех пор прошло шестьдесят лет. Советский Союз приказал долго жить, уважение к фронтовикам постепенно уходит в небытие, хлеб не так ценится теми, кто никогда не испытывал настоящий голод, но даже если у кого-нибудь этот рассказ разбудит сопереживание с Гелой и понимание ценности Хлеба, - значит, недаром плакали, когда-то очень давно, два фронтовика возле полуразвалившегося каменного забора на тихой маленькой улице.