Скиталец
Он думал, что все изведал воинственные моря,
И знамя своей победы всё выше вздымал, творя
Разбой вдоль прибрежных линий на корабле лихом
В гордыне неутолимой, вдруг ставшей его грехом.
Ему показалось вскоре, что выпита до конца
Бездонная чаша моря с желаньями гордеца.
Принизив мечты глухие, стремился себя вознесть,
На что, озверев, стихия к нему затаила месть.
Однажды в порывах шторма, злой дух, устремлённый вниз,
Сорвал паруса, как шторы, надетые на карниз.
Команда исчезла в бездне, где не было даже льдин,
И Он, как печали вестник, остался совсем один.
Без курса и без компаса, среди незнакомых звёзд
Подсчитывал Он припасы, уверовав, что непрост
И долог поход. Но рвется корабль в разгар кострищ,
Где солнце – уже не солнце, а в небе вскочивший прыщ.
Невыносимы стали концерты морской воды,
Гонимые ветром стаи клубились, как чёрный дым,
В котором заметней будет белёсое молоко
Прилива взведённых грудей к лобзаниям облаков,
Так ждущих ленивой ласки, стремящихся к небесам…
Он видел, что в этой пляске давно закружился сам,
Что толпы усопших ликов ему прокричали: «Жри
Зайчатину ярких бликов, хмелей от вина зари!».
В объятьях валовьих лапищ веками хранился прах
Языческих древних капищ на каменных островах.
И профили скал унылых, очерченных сквозь туман
Влияли со страшной силой на ясность его ума.
Он плавал в морях Китая, где водоросли легки,
И далее, где не таят суровые ледники.
Восточный листок Зефира сорвался с цветка ветров,
И небо свои сапфиры, храня, как бездонный ров,
Ему открывало книгу о сущности всех начал,
Преумножая мигом неистовую печаль.
Когда же усталость нудно струилась в водоворот,
Он думал направить судно в Харибды ревущий рот,
Иль грудью упасть на скалы, не снизивши быстроты…
От смерти его держали воспрянувшие мечты.
И как бы морские боги ни гнали дары свои,
Он мерил объём их оргий объёмом своей любви.
Чудовища плыли мимо, меж волн расширяя брешь
И ужас внушая, сравнимый лишь с силой его надежд
Когда, становясь священней, плыла темнота вдали,
Он думал про возвращенье к причалу родной земли.
