Автор: river

 

Ирме тридцать. Ирма особенно любит там, где поезда. Ирма не красавица и не звезда. И ужасно боится хоть раз опоздать на свою не лёгкую, прямо скажем, работу — будь то будни, праздники, воскресенье, суббота... И никто не спросит, куда. Ирма запросто может всех уболтать. Ей бы — в политики или хотя бы в дикторы... жаль, натура чересчур дикая (даже кот у Ирмы теперь — с нервным тиком). Ирма говорит, и флакончик слов её — точно крысиный яд. Или птичье крыло: она кроет им всех подряд в радиусе, на который любви и сострадания к сирым хватит... Но следы извержений словесных своих каждое утро, изумляясь, Ирма находит на чьей-то кровати, но всегда на той, на которой всю ночь спала. Говорит им: "Привет, как дела?" — неизвестно, чего ради.

 

Вспоминает, чью вчера утоляла нужду. Ирме это — что утренняя молитва. Спохватившись, что регулов словесных её, должно быть, давно уже ждут, одевается наспех, бежит по ступеням — без лифа и лифта. Мнит себя веточкою оливы — не олива, не птица, не Бог, не Ной. Только ей однажды случилось видеть, как в аквариуме рыбке гуппи живётся одной, и ни крикнуть, ни другого звука издать, словно в фильмах с Чарли Чаплином ли, с Бастером Китоном. Ирма чувствует, что она так же судьбой кинута — в мусорный ящик, в спичечную коробку. И спешит — уже по проспекту — спасать других — эмпатичная альтруистка и филантропка.

 

Рассказать весь её тезаурус — бранных не хватит слов. И не бранных тоже. Правда, есть несколько избранных: Ирма знает своё ремесло. Ирма многое знает — например, что слово "бл*дь" встречается в Библии (и твердит иным: "Что ж тогда таким словом-то оскорблять?", что порой заставляет и хоть сколько-то верующих, и атеистов зубы стиснуть). Но её излюбленных слов не слышал никто, абсолютно никто — и это при том, что крылом своих слов и любовью она всех ежедневно кроет. Так держаться дано лишь героям.

 

...Рыбка сдохла. Ирма давно не видела тех, кто молчит. На мизинце Ирмы позвякивают ключи. Да вода по раковине стучит. Как давно она не смотрела на кровать по утрам и, наконец, Ирма видит в пронзённой солнцем оконной раме, до чего нелепы любые следы на земле уходящих в вечность губами. Амен.