Народу в доме было много. Люди входили и принимались бродить по разным комнатам. Наливали себе коктейли, заваривали кофе, усаживались в кресла салона, протискиваясь в пространства, сплошь уставленные картинами.

Картины были везде: на полках библиотеки, в специальных шкафах, на стенах, даже на полу. Кровать художника - огромная, с чистым накрахмаленным бельём, - тоже была отчасти завалена картинами.

Сам Художник полулежал, облокотившись на подушки, чтобы было удобнее работать, и писал овец. Брал загрунтованный холст, натянутый на рамку и прибитый к ней гвоздиками, и делал несколько быстрых и точных движений кистью с акрилом.

Дверь в его спальню была приоткрыта и он видел всех, кто входил и выходил. Приветствовал кивком головы и продолжал работать над очередным портретом овцы. Овцы окружали его со всех сторон - грустные и весёлые, мудрые и наивные, розовые, жёлтые, синие и зелёные. В глазах у одной из них отражалась ещё одна овца, как уровень подсознания...

Мне предстояло войти и что-то сказать. Чувствовала, что дрожат коленки.

После сложного перелома ноги Художник ходил с трудом, вставал с постели редко, что не мешало ему быть всегда в белейшей свежей сорочке, выбритым и благоухать дорогущим мужским парфюмом... Я его обожала!

Мы с мужем робко стоим в проёме двери. Взгляд невольно задерживается на прикроватной тумбочке: бог мой, что здесь делает фотография моей мамы?!

- Это же моя мама! - я ошарашенно уставилась на художника.

- Это моя мама! - говорит он и даже откладывает кисть в сторону...

Сходство настолько велико! Да и весь антураж говорит об этом - послевоенное десятилетие, Украина, берег Днепра, фасон платья, причёска, лицо, глаза...

Дальше - больше. Наши мамы оказываются родом из одного городка, жили чуть ли не рядом, судьбы только разнятся.

Говорим уже пятый час. Говорим - не наговоримся! Русского он не знает совсем - ничего, обходимся ивритом.

Он меня рисует. В виде овцы. Глаза похожи очень! Дарит картину. Прижимаю её к груди.

Муж смеётся:

- А какая она овца: белая или чёрная?

- Она - белая среди чёрных и чёрная среди белых, - отвечает Художник и целует мне руку.

Бредут-разбредаются его овцы по паркам и скверам моей страны, по обложкам моих книг, по музейным залам мира, по галереям и аукционам "Сотбис", говорят, что в салонах королевских семейств Европы висят... Третий год уже, как без пастуха.