Пусть тени уже сгущались, но влага была чиста в то время как мы прощались у Каменного моста. И в сумерках ночи летней сквозь лёгкое забытье казалась ещё заметней невольная дрожь её, той девочки, той богини, чей давний любовный бред мне слышится и поныне из сонма минувших лет.

 

Не помню – о, слишком рано задули ветра измен – как звали её: Татьяна, Мария... До вспухших вен сжимались сердца и руки, и я целовал, спеша, в томительный миг разлуки не мысля и не дыша, капризно–крутые брови, горячую алость щёк... А бешеный голос крови манил и манил ещё – забыться, припасть губами к покорным её губам. шутила судьба с рабами и горе несла рабам. Сулила в жестоком раже удачу, деньгу и власть, колесами экипажа давила живую страсть.

 

Вот щёлкнул хлыстом форейтор, и кони шагнули в лад, заныла душа, как флейта столетья тому назад. А годы и вёрсты мчались всё мимо и мимо, прочь. Когда же мы с ней прощались, Когда же была та ночь?

 

Я снова стою, как прежде, у Каменного моста в какой–то слепой надежде... Но даль впереди пуста. И вечность ещё ужасней, и небо ещё темней, и я уж молю о счастье хоть тенью вернуться к ней.