Она зашла в него, как это делали его герои и его завоеватели – через парадный вход. Гранд канал пронёс маленький катер по своим волнам мимо красочных фасадов палаццо и оставил её неуверенно оглядываться на деревянном настиле пирса. Набережная сразу напомнила ей подземку в часы пик – девушке показалось, что стоит ей сделать шаг с плотно пригнанных досок на мостовую, как многоцветная, весёлая, потная, усталая толпа понесет её за собой и, возможно, затянет в каким-то чудом появившийся здесь вагон московского метро. Девушка тряхнула головой, отбрасывая внезапно возникший нелепый образ, поправила солнцезащитные очки и смело вступила в поединок с людским течением – в городе её ждали и опаздывать ей не хотелось.

Людской поток подхватил её, зарядил своей энергией, радостью встреч с большими чудесами, предвкушением маленьких нехитрых открытий и повлёк по теплым серым плиткам тротуара. Она шла по набережной, разинув рот от восторга. По левую руку мерцала невероятного цвета вода лагуны, над головой чистотой и яркостью спорило с морской водой небо, безупречная синева которого оттенялась крохотными белыми перышками облаков. Затверженный со слов и, на всякий случай, вызубренный по карте маршрут – «три моста, Пьяццета, налево, жду в открытой галерее Марчиано» – вдруг показался ей слишком коротким. Она не могла наглядеться на какую-то совершенно нереальную красоту домов, лёгкость перил и основательность мостиков, перекинутых через узкие каналы, убегающие от лагуны и набережной вглубь городских кварталов.

Вывески небольших магазинчиков с огромными, не по размеру витрин, вывесками и объявлениями на итальянском её завораживали – девушке хотелось зайти в каждую открытую дверь и не покупать, но просто разглядывать предназначенные туристам, ненужные, но такие очаровательные вещички. Даже многочисленные открытые будки-прилавки, обвешанные сувенирами сомнительного производства и качества, да так, что и продавцов за этим нагромождением не было видно, и те девушку не раздражали.

Всё в этом старом торговом городе казалось ей органичным и правильным: и бесконечное множество туристов-покупателей, и хитрованы-продавцы, бестрепетно выдававшие сущую ерунду за уникальную – «сделано в Италии, синьора!» – покупку. И солнце, привычно освещавшее этот залив, острова, здания, людей больше тысячи лет.

Девушка с жадным интересом наблюдала живые картинки, то и дело возникавшие перед её глазами, додумывала неслышные или непонятные ей слова в диалогах и медленно, словно нехотя, шла дальше. Город вовлекал её в своё обыденное сумасшествие, и она была этому рада.

Первый мостик... Девушка остановилась. Лавочка с муранским стеклом на первом этаже здания, окрашенного в нежно-розовый... В широко раскрытые двойные двери рядом с витриной «стеклянного магазина» она увидела краешек раскалённой кирпичной печи, располагавшейся в глубине сумрачного помещения. Туристы – мужчины, женщины, подростки – с камерами в высоко поднятых над головами руках заслоняли обзор, но иногда в промежутках, временно возникающих в частоколе разноцветных спин, девушка видела, как суровый дядька в переднике что-то неуловимо быстро вытаскивает из печи, а потом... Потом послышались ахающие от восторга голоса женщин, а спины сдвинулись уж в совершенно непроницаемую стену, и девушка в нетерпении вставшая на цыпочки и вытянувшая шею в попытке разглядеть поверх голов и фотокамер творившееся колдовство, разочарованно вздохнула. Город решил сохранить от неё одну свою крошечную тайну.

Мостик второй... Рядом с ним продавались веера из кружева, большие и маленькие, простые и изысканно сложные, ажурные, белоснежные, кремовые, цвета слоновой кости... Девушка с восторгом неофита принялась разглядывать их тончайшие планочки, тонкие крепления, восхищаться плетением нитей. Неужели с Бурано? «Си, синьорина, мэйд ин Итали! Бурано, си!»

Третий мостик... Какофонию звуков рассекает русская речь: «Ну что ты со мной споришь? Сначала мы едем на гондоле, потом дожи, а потом ресторан! Закроют? Купишь панини! Что значит, «надоело»? А иначе мы никуда не успеем!» Девушка тоже испугалась, что не успеет, что тот, кто ждёт её между колоннами галереи, постоянно вглядываясь в человеческий поток на Пьяццете, рассердится, устанет и уйдёт...Или нет, он будет бродить по Пьяццете, потом бросится на Фондамента, безуспешно разыскивая её среди тысяч таких же как она заблудившихся от счастья или от пресыщения этим городом людей.

Девушка мельком взглянула на не вовремя объявивший забастовку сотовый телефон, решительно сунула его в дальний карман рюкзачка и заспешила, ловко лавируя между прохожими. Однако почти сразу опять остановилась, заглядевшись на парочку, сидящую в черной с хищными обводами лодке. Лодка покачивалась рядом с серыми плитами набережной, а парочка с обалдевшими от восторга лицами в четыре руки фотографировала распахнутую во всю ширь лагуну. Парень, не переставая щёлкать кнопкой фотоаппарата, что-то весело говорил, обращаясь то к стоявшему на корме мужчине в полосатой облегающей рубашке, то к своей спутнице. Только через минуту девушка поняла, что видит не просто лодку, а настоящую гондолу, а крепкий немолодой мужчина с длинным веслом, что удерживает лодку на месте и перекидывается шутками с пассажиром, это всамделишный живой гондольер. Тихонько засмеявшись своей несообразительности, объяснить которую можно было только обилием впечатлений, девушка отвернулась от счастливой парочки... молодожёнов? просто влюблённых? или просто влюблённых в этот город? и побежала на встречу, на которую уже точно, безусловно и окончательно опоздала.

Пробежав мимо двух высоких колонн, стражами возвышавшихся перед площадью, – девушка вспомнила местные суеверия: «только не между колоннами, только не между ними» – она попала, наконец, на место назначения. Войдя в тень, которая падала на Пьяццету от роскошного дворца в стиле барокко, девушка завертела головой. Неужели он не дождался? Неужели ушёл? Но напротив неё сиял на солнце камнем и кружевом Дворец Дожей, неподалеку вонзались в голубую бесконечность колонны, сверкая скульптурными символами города на своих старых гордых макушках, и верить в плохое у девушки никак не получалось. Паника, возникшая было, пропала, и девушка просто стояла и смотрела на снующих, сидящих, стоящих на вытянутой от набережной до собора площади людей, любовалась на купол Сен-Марко, на взмывающую над городом колокольню и думала, что любимый обязательно придёт. Этот город, весь из волшебства, воды и неба, не оставит свою новую адептку в отчаянии, не бросит её. Ведь она только прикоснулась к его магии, но не распробовала ещё его чудеса, не успела полюбить его так, как он заслуживает – навечно. Она влюблена в этот город всего лишь час и у них, в конце концов, только конфетно-букетный период! Он не может её подвести! Девушка фыркнула и тут же замерла, почувствовав поцелуй на своей шее.

– Держи, опозданка!

В руке девушки оказался рожок с самым ею любимым и самым в мире вкусным итальянским земляничным мороженым.

– Прости, я задержалась, я... – залепетала она, пытаясь смотреть на мужа и одновременно не выпускать из вида гомонящую Пьяццету – в нескольких метрах от них группа молодых ребят начинала импровизированный концерт на губных гармошках и пластиковых контейнерах.

Санька улыбнулся и весело ей подмигнул:

– Ты не задержалась – ты изменила мне с этим городом. Я ревную.

Девушка лизнула мороженое и засмеялась:

– Не беспокойся, муж мой. Мы закрутим любовь на троих.