Если считать строго, то мой полноценный отпуск летом 1984 года был по счёту вторым.

 

Первый отпуск ещё в сентябре 1983 года, спустя месяц после начала работы, я устроил себе сам, отпросившись у главного врача Ивдельской ЦРБ, моего непрямого начальника Фризоргера, скататься на тройку деньков в Горький, чтобы подготовиться к суровой зиме Северного Урала — забрать тёплые вещи из зимней одежды.

 

Мой приезд был неожиданным.

Едва отдышавшись дома от долгой поездки на автобусе от аэропорта, я полетел, как на крыльях к милой зазнобушке — Ленке Елутиной.

Дома у неё меня ждал холодный приём...

Оказалось, что обе сердечные подружки, две Ленки, проводив жениха и любовника в одном лице в Ивдель, махнули с горя на юга, к морю.

Там они и нежились на солнышке, когда я запыхавшись прибежал на Заводскую, 19 в надежде увидеть Елутину...

 

Мать Ленки проявила непривычную для таких случаев сдержанность, а отец и так давно недолюбливал меня.

Я не устраивал Михаила Елутина, как потенциальный жених его дочери.

Видимо, ещё до меня он приглядел кого-то из Ленкиных многочисленных временных ухажёров.

И не хотел ни за какие коврижки отказываться от идеи скрестить того с любимой дочерью.

 

А я, как говорится, вопреки его желанию, занял спальное место рядом с ней, отпугнув своим постоянным присутствием алчущих претендентов.

Я разочарованно вернулся домой.

А вскоре уже летел (реально, на самолёте) в Свердловск.

 

Но на следующий год я получил заслуженную возможность целый летний месяц провести в родном городе Горьком.

Мать ждала моего приезда ещё и потому, что она на июль запланировала банкет, связанный с её уходом на пенсию.

Заведование она отдала в надёжные руки методиста Валентины, симпатичной, ответственной, трудолюбивой, ещё молодой (лет 35) и где-то даже красивой женщины, с большим уважением и преданностью всегда относившейся к полноправной хозяйке яслей №24 Раисе Павловне.

 

Банкет решено было провести у нас дома.

Дешевле и сердитей, чем в кафешке.

 

Попели и поплясали вдосталь, в полное удовольствие.

Соседи, пожалуй, выслушали весь репертуар воспитательниц: стены в доме отличались повышенной звукопроницаемостью.

(Я слышал иногда, как кашляет сосед за капитальной стеной чужой квартиры).

А что говорить о двадцати лужёных глотках, натренированных на многолетних вечерних междусобойчиках в яслях!

 

Отца на празднестве не было.

Только спустя годы я понял, что личные взаимоотношения между матерью и отцом в тот год дали серьёзную трещину: мать не хотела оставлять относительно новую трёхкомнатную квартиру со всеми удобствами, весомо облегчающими жизнь пожилой женщине, а отец рогом упёрся в стройку нового дома взамен старенькой избушки в Шаве.

С помощью мужской силы родственников моей жены Ольги избушка была за полдня снесена и отправлена по адресу покупателя, пожелавшего приобрести её на дрова.

Старший брат Саша обещал мужикам заплатить, но почему-то быстро «забыл» о своём обещании.

Изработанные от напряга и мозолей Ольгины родственники не стали в свою очередь напоминать о причитающемся гонораре и скромно промолчали.

Но обиду затаили раз и навсегда.

 

6 августа 1984 года маме исполнилось 55 лет.

День юбилея и выхода на заслуженный отдых.

Мама пригласила к нам домой своих старых бывших и ещё недавних коллег – сотрудниц детских яслей, с которыми проработала не один десяток лет, а также родных сестёр с мужьями, чтобы торжественно отметить её день рождения.

Не знаю, о чём она думала, намереваясь устроить пир горой, но в знаменательный день холодильник зиял исключительной пустотой и столы, расставленные буквой «П» в большой комнате, слепили глаза девственной чистотой белоснежных скатертей.

 

Утром того незабываемого дня мама, как ни в чём не бывало, попросила меня съездить к Ольге в Кстово и попросить её помочь в организации празднества.

Просьба выглядела несколько странновато.

До этого дня мама видела Ольгу пару раз, да и то мельком – явно недостаточно для того, чтобы составить сколько-нибудь вменяемое впечатление о ней.

 

Я был несказанно рад неожиданно предоставившейся возможности увидеть Ольгу, и, не раздумывая над необычностью маминой просьбы, рванул в Кстово.

Времени до прихода гостей было в обрез, всего лишь несколько часов.

Я быстро отыскал Ольгин дом.

Дверь открыла мать Ольги – Юлия Михайловна.

Она вежливо проводила меня в среднюю комнату, где в обольстительно коротких шортиках серебристого комбинезона сидела сама Ольга и что-то шила.

 

Я сходу обрушил на голову бедной Ольги чудаковатое, мягко выражаясь, мамино предложение принять участие в юбилейных торжествах.

Ольга в ответ удивлённо приподняла бровь, но, к моему глубокому удовлетворению, согласилась чинно проследовать со мной в город Горький.

В автобусе я не мог оторвать восхищённого взгляда от Ольгиного румяного молодого лица.

Её глаза излучали необыкновенный изумрудный свет, как будто прозрачная чистая морская волна отражала искрящееся летнее солнце...

 

 

Примерно в 11 часов дня мы были дома.

Ольга по-хозяйски оценила обстановку, всплеснула руками и срочно составила на тетрадном листе примерное меню.

Список необходимых продуктов также был быстро вручён мне с требованием их немедленного приобретения.

 

Мы с ней распределили обязанности: я таскал купленные на рынке и в близлежащем магазине продукты, она сходу обрабатывала их и готовила указанные в меню блюда.

Мама вела себя неадекватно.

Нет, выглядела она совершенно трезво.

Странным было одно обстоятельство: она встречала каждого пришедшего гостя у дверей и начинала с ним увлечённо и долго тараторить, не обращая никакого внимания на то, что столы по-прежнему оставались пусты.

Пусты до неприличия, учитывая считанные десятки минут до двух часов дня, назначенных для старта намеченного мероприятия.

 

Ольга усердно нарезала компоненты различных салатов, чистила лук и картофель, готовила посуду и инструментарий для сервировки стола.

Я, истекая потом, продолжал таскать продукты в дом по спискам, которые мне вручала запыхавшаяся Ольга, как только я в очередной раз переступал порог...

 

Подоспели родные сёстры матери, мои тётки Антонина и Татьяна.

Они немедленно приступили к обязанностям поваров и официантов.

Тем не менее, времени катастрофически не хватало.

Моя мать, по-моему, даже не удосужилась зайти на кухню, чтобы поинтересоваться, как идут дела!

Каждый вновь входящий (а среди них были люди, с которыми она очень давно не виделась) полностью завладевал её вниманием.

Мама походила на генерала, пустившего ход боя на самотёк, отдав бразды правления рядовым солдатам.

 

...Несмотря ни на что, праздничный стол был накрыт без пяти минут как.

Ольга и две тётки показали чудеса неслыханной скорости изготовления и сервировки праздничного стола!

 

Усаживаясь на почётное место юбиляра, мать восприняла всё происходящее, как должное, тактично не забыв похвалить тружениц за проявленное усердие...

 

Ольга так и не присела ни на минуту, меняя грязную посуду на чистую и разнося новые блюда гостям.

В конце удавшегося вечера я увидел, что у Ольги, непрестанно мывшей посуду, руки, погружённые в моечную ванну на кухне, были по локоть красными от горячей воды, как распаренные.

Они напоминали варёных раков.

 

Я ужаснулся, а Ольга, впохыхах, не замечала этой бросающейся всем в глаза, но естественной, с её точки зрения, производственно-бытовой мелочи...

 

Родная моя тётка Антонина, считая, что присутствие Ольги указывает на принадлежность доселе малознакомой девушки к разряду невесты, одобрила мой выбор.

«Замечательная: румяная, красивая, хозяйственная!» — подытожила тётка, расхваливая Ольгу.

 

До сих пор не могу понять: то ли мать впала в транс от перспективы свалившейся на неё непривычной пенсионной жизни, то ли она таким способом решила испытать будущую, по её мнению, невестку в присутствии неслучайных понятых, чьим мнением она всегда дорожила?