О главном через ощущения
1."Ради милости"
Отверни её, господи, сделай её слепою,
Хочешь, убей её или умрёт сама.
Лучше прикрой, огради, отодвинь рукою,
Чтобы в её судьбе отступила тьма.
Что её детство?
Привкус полынной грусти,
Грязная комната, серый дощатый пол.
Пьяный отец под водочку ловит грузди,
Мать зашивает ветхий от лет подол.
После, в угаре хмеля, ведомый плотью,
Разум оставив с проблесками добра,
Потный и полный скотской хотящей кровью,
Будет сминать её тело, лишая сна.
Мать притворится мёртвой, как каждый в доме,
Тихо прошепчет: «Сука…», покорно стерпит.
Девочка будет после ходить как в коме,
И через месяц взором коснётся смерти –
В сердце завянут цветы и умолкнут птицы,
Солнце погаснет во взгляде, умрёт улыбка,
Узницей станет, девочкою-темницей,
Словом молчащим под изощрённой пыткой…
Так умирает мир, заливаясь чёрным,
Так через зло уходит добро и сила.
В памяти папа будет проклятым чёртом.
Мама… а что ей мама – провал, могила.
Вырастет дева, темень в себе лелея,
В возрасте спелом губ не доверит ласке.
Сплюнет под ноги, ляжет под ним хмелея –
Та, что от мамы слышала редко сказки,
Та, что добро искала, ласкаясь детством,
Та, что искрилась светом, придя однажды…
Боже, спаси её и спасайся бегством,
В ней вызревает смерч беспросветной жажды.
Каждый, кто тела девы легко коснётся,
Каждый, кто явит миру несправедливость –
Просто уже не выживет, не проснётся…
Господи, отверни её!
Сделай милость.
________________________________________________
2. "Во мне - двойная война"
Я сегодня молчу…
Потому что слова неуместны.
Потому что во мне развернулась двойная война.
В этом теле порой нестерпимо болезненно тесно,
Я боями внутри, как планета, безмерно полна.
Бьют меня изнутри, разрывая мембраны и клетки,
Сотни старых гранат… И дрожит генетический ряд.
По душе расползается дым – безотрадный и едкий,
А под сердцем кровит неспасённый отдельный отряд…
Да, учили меня – победителей просто не судят,
Но сегодня во мне есть судилище грозной войны.
Миллионной цепочкой досрочно изломанных судеб
Мы смогли отстоять…
Отстояли!
Но горя полны.
Сводит спазмом гортань, я сжимаю уставшие скулы –
Приступ новой войны не даёт ни забыть, ни уснуть…
Бьёт в предсердие "Град", а по венам раскаты и гулы –
Гибель наших ребят страшной болью врывается в грудь.
Мне бы крикнуть, сказать!
Но молчу, здесь слова неуместны.
Не смотри на меня, потому что прошита насквозь…
От себя мне становится страшно, душе – бестелесно,
Я суммирую боль этих воин, а надо бы врозь.
Бессловесно встаю,
Потому что иначе не вправе.
И молчу о других, чьи глаза не посмотрят в меня.
Я в себе опускаю со скорбью победное знамя,
Потому что во мне развернулась двойная война.
________________________________________________
3. "Нелли"
Ты говоришь ей: «Ну что ты такая странная,
Ходишь в растянутых свитерах, смотришь на небо?»
Она тебе шепотом: «Есть она – обе-то-ван-ная,
Я буду кормить в этом месте голодного хлебом…»
Ты тянешь за руки: «Куда ты пешком, строптивая?
Уймись, миротворица чёртова, вредная Нелли!»
Он улыбнётся и скажет: «А ты – красивая…»
И руки в карманы, и вытащит две карамели.
С улыбкой протянет, чуть носом шмыгнёт и уходит,
Зови - не зови, не оглянется, будто не слышит.
Январь за окном всё метёт и метёт – непогодит,
А Нелли идёт нараспашку и с жадностью дышит.
И сколько бы ты не пыталась унять её странность,
Она лишь рукою махнёт, улыбнется глазами…
- Ах, Нелли, откуда в тебе эта радость?
Ответит неслышно, промолвит одними губами.
Ушла… И на диске закатном лишь чёрная точка,
Вернётся к заутренней лёгким рассеянным светом.
Такая вот славная божия светлая дочка...
Ах, странная Нелли, ведомая ласковым ветром.
________________________________________________
