Стихоз
Наш роман
Наш роман будет острым, словно клинок ножа,
Разъедающим сердце: сталь пожирает ржа.
Закалённые чувства в душах не удержать —
Проникают сквозь кожу и застывают оловом.
Отрекайся, но помни: ты у меня в груди
До скончания века, до серебра седин.
Если солнце погаснет, свет мой, прошу, свети,
Превращая свинцовые тучи в лазурь и золото.
Мы — единое целое, это не изменить:
Проверяли на прочность боги тугую нить,
Что вросла в нас и держит. Буду тебя любить,
Сквозь огонь проведённый, ставший Моло́ха сполохом.
Поэту
Не кайся, чудак, греши, себя прожигая всуе,
Эскизы чужой души стихами в скрижаль рисуя.
В ночь выплесни, выжги то, что нáбело не ложится,
Сознанье тесня гуртом, израненной бьётся птицей.
Вскрывай на душе нарыв, нещадно терзая лиру,
В нирвану канал открыв, за Богом стенографируй.
И, вверив себя мечтам, раздаривай, осиянный,
Творения. Бей в там-там и в бубен, гуди шаманом.
Узреют тебя среди целованных благодатью
Пригревшихся на груди у муз по перу собратьев.
Возьмётся толпа стенать, на смерть осуждая рьяно.
Но знай: повезёт опять какому-то Вар-Раввану.
Невеста
Это чистая правда и, чтоб не сойти мне с места,
Присягну на распятии, но расскажу сейчас,
Как намедни ко мне приходила моя невеста,
Да такой красоты, что не видел никто из вас.
Постучалась она, только солнце скатилось к лесу:
«Отопри свою дверь, видишь, холодно мне одной.
Ты пусти за порог, у огня приготовь мне место,
Отогрей же мне душу и сердце, желанный мой!»
Говорила она, и так жалко дрожали плечи,
И струилась вода с распустившихся чёрных кос.
В дом проникший сквозняк погасил ненароком свечи,
Далеко за селом вдруг завыл шелудивый пёс.
«Я впустил бы тебя, мне не жаль ни огня, ни света,
Только руки твои холодней, чем осенний лёд,
На сомкнутых устах — синева, тишина — ответом,
И в глазах — пустота, коростель у болот поёт.
Я впустил бы, но только...» — глаза застилает сумрак,
Угадать нелегко странной гостьи во тьме черты, —
«Будто мрамор лицо, пляшут бесы в зрачках безумных,
И на ту, что всем сердцем любил, не похожа ты».
«Здесь туман предвечерний и сыростью тянет с гати,
Босы ноги мои, и венчальный наряд промок.
Пригласи меня в дом, полночь близится жутким татем.
Как же страшно одной! Разреши преступить порог…»
«Не от холода дрожь по бескровной и гладкой коже.
Пахнут тиной болотной персты и речной водой.
Нет невесты моей: волны ей застилают ложе,
Покрывалом у дна обнимает песок витой.
Для неё небосвод лёг периною-облаками,
Зазывает на тризну к ней чёрное вороньё.
Тяжкий груз на груди — неподъемный лежачий камень.
Я бы отдал ей душу и сердце навек своё!»
«Но не отдал! Ослепли от слёз мои очи, любый,
Опустела душа без тебя и болит в груди!
Так сдержи своё слово, согрей поцелуем губы…»
И я обнял её, еле слышно шепнув: «Входи!..»
Говорят, до сих пор богом проклято это место:
Не растут ни трава, ни деревья здесь, ни цветы.
Приходила намедни ко мне ночевать невеста,
Ни жива, ни мертва, в белом платье, да без фаты…
