* * *

Жил-был царь со своею старухой да потомком, Иван-царевичем. Царевич был дурак дураком, но кто же в подобном сознается? Гонял царевич лет до осьмнадцати в свайку да в лапту с окрестными ребятишками и горя себе не знал. А царь уже о продлении рода вздыхает.

И особым своим указом, троекратно оглашённым с крепостной стены столичным Информбюро, посылает Ваньку на поиски Шемаханской царевны.

Неделю царевич ехал, совсем без привычки устал. Седло-то царское, да седалище не казённое! Прилёг Ванюша у родничка, глянь – на листе кувшинки лягушка сидит, ресницами с вечерним макияжем – хлоп-хлоп.

Ага, думает Ванька, попалась, царевна! И чмок её в щёчку.

Лягушка привычно утёрлась, брызнула Ваньке в очи родниковой водичкой да и превратилась в царевну.

«Шемаханская?» – заорал обрадованный царевич.

«Ереванская, дурень ты эдакий!» – ответила разгневанная царевна, превратилась в золотую рыбку и нырнула поглубже.

Едет Ванька, едет, видит пещеру, а в ней гроб стеклянный со спящей царевной. Э-э, думает Ванька, с кондачка теперь не попру! Царской ручкой ударил, гроб вдребезги – и хвать царевну за руку:

«Просыпайся, такая-сякая! Говори сей же час, Шемаханская?».

«Я с дураками только во сне и обчаюсь», – ответила капризная девица.

И продолжает нахально храпеть.

Едет дальше Иван-царевич. В пески его уже занесло, дуралея. Видит он шатёр, а в нём прекрасную девицу, пьющую чай у самовара. Вдруг охнула она, обожглась, стало быть, и заорала не своим голосом, по-заморски. Точно, она! Стараясь громко не сопеть, Ваня подул царевне на пальчик, достал из седельной сумки заветные листочки подорожника, пожевал их да к ожогу платочком прибинтовал.

Глаза царевны, и без того не маленькие, расширились и стали преогромными. Помогло ведь! Что делать, поженились они, и царь со своею старухой по этому случаю устроил себе бахчисарайские каникулы под фонтаном.

Так вот, Минздрав предупреждает: знай и умей оказывать первую помощь! Не то, неровен час, в дураках весь век прокукуешь.