Года осыпаются мелом.

— Сын мой! — гудит сверху.

Не получился, не вышел силуэт белым, хоть и конструкция виделась ветхой.

 

Десятилетия бега, прыжков. Порой на животе, но чаще на żопе.

И вроде как, вопреки, ты живой и отступает с рассветом адский зной,

мурашивший отмораживающей волной мысли ночные

«Кто ты?»

и «Где ты?»

 

Белые хлопья делают вихри — будто бы тополь, только зима.

Плечи приспущены, мысли привыкли — «Работа, работа, работа... Домой? Да ну на...»

 

Ночь пляшет в глазах, выпучив белки́. С телом тоже расходятся ощущения.

Как же кружится голова от спонтанных желаний отмщения,

а может быть просто — «вертолёт» от высоты роста.

Но деревья...

 

Деревья уже не те.

 

И листва стала вялой и размеры усохли,

и клёны сок березовый не дают больше.

 

Черные ночи сменяются белым.

Что-то светится в темноте.

Не то оно.

Всё что-то не то.

Не только деревья уже не те.

 

лето / зима / высокосье / луга

 

В арке из спальни — портала провал.

Думал — «Фигня, обойдётся».

Как же, ага!

 

Всё это, мужик,

Амба в полоску!

 

Финал...