Одиссей и Итака
I
Древо растёт из земли, обратно ему не вернуться.
Звенья сосудов сплелись в жадный, живительный жгут.
Прошлое не воротить, можно лишь вскользь обернуться,
Можно. Да только к чему? Время и небо не ждут.
Жизни минувшей твоей хрупкий рассыпался остов.
Перечеркнула её ось боевых колесниц.
Что ж ты всё смотришь назад? Что ты увидел там, остров?
В пене прибрежной волны крики взъерошенных птиц…
Галечный скрип под ногой. Ветер. Скалистое взгорье.
Плоское тело тропы, тень в одиноком окне…
Но между ним и тобой прорва хрипящего моря.
И Бесконечность сама гребнем скользит по волне.
Что ж ты всё смотришь назад?! Разве не слышишь победный
Вой одичалой трубы, проблеск грядущих побед!
Что ж тебя тянет туда, в мир этот, в сон заповедный,
Разве не знаешь: давно, очень давно уже нет —
острова, тени тропы… Всё это продано мраку.
В гулкую нишу его, в долгий простор неживой…
Но вереницей скупой птицы летят на Итаку,
С ними срывается ввысь взгляд запрокинутый твой.
II
В чем ты хочешь уверить сограждан? В том, что, что ты жив?
Что время застыло, простейшей логике в пику,
В том, что мир сей разумен, не зол, сострадателен и не лжив?!
А они, твои подданные, трепетно ждут своего владыку?
Ты, вдосталь хлебнувший ржавого пойла войны,
И с десяток поганых лет горючих и пыльных скитаний,
Веришь, что отчий дом, где парят твои детские сны,
Так и стоит на холме неразгаданной радостной тайной?
После цепи смертей, предательств, пожаров, разрух,
После шквала безумия в злой черепной утробе,
Торопливых объятий потливых портовых шлюх —
Ты придёшь и прильнёшь к белопенной своей Пенелопе?
Дело твоё, конечно. Все в ладонях судьбы,
Только пойми — давно быльём поросла дорога.
Мир остаётся прежним. Люди просты и грубы́
И не любят воскресших героев, от которых одна морока.
Остановись, мир велик, и шумит Океан разлук.
Пылью единой крыты все мирские дороги.
Дом твой прожран и пропит, сгнил твой тисовый лук...
Всё же идёшь?
Ну ступай.
И хранят тебя Боги...