Учить стихи Илюша не любил. Предстоящие утренники в детском саду превращались в домашние муки — пока дитятке стишок в голову вобьешь, семь потов сойдет.

Сергей Львович наблюдал, как жена внука, обложившись книжками в ярких обложках, зачитывает сынишке один новогодний стишок за другим, но Илюша только капризно мотал головой.

Мужчина прикрыл глаза, окунувшись в привычную дрему. То ли сон, то ли воспоминание.

В праздничный вечер поднялась пурга, через наметы в поле не перебраться. Пришлось отцу тащить его на руках.

— Вьюга, побелевшая от злости,

Пляшет на сугробах за окном.

— Сережа, не бубни, застудишь горло!

Мальчик послушно замолчал, но из-за страха позабыть слова, повторял их про себя. Ведь дед Мороз на первой в его жизни Елке обязательно предложит рассказать стих, чтобы затем вручить подарок. А что еще будет на празднике? Ребенок не знал, да и родители толком не рассказывали. Только твердили, что сам все увидит.

Увидел и обомлел. Елка под потолок, опутанная серебряными нитями, увешанная шишками и самодельными хлопушками, куча детворы и дед Мороз в длинной шубе, с огромным мешком. А дед Мороз ли это? Вдруг на праздник забрался переодетый волк, за плечами которого томятся в неволе семеро козлят?

— Сынок, читай, — подтолкнул папа.

Но Сережа заверещал. Успокоить его не удалось. Так и простоял, вцепившись в отцовскую ногу.

Зато, вернувшись домой, с порога продекламировал:

— Самовар кипит, колечки вьются

И стаканы ставятся под кран.

— Деда, а дальше как?

Сергей Львович очнулся, погладил правнука по голове.

— Дальше? Ну, слушай.

Прадед и мальчик не заметили, как молодая женщина, недовольно пожав плечами, собрала книжки и буркнула:

— Древность какая, еще бы про Сталина вспомнил.

Старческий голос дребезжал, а детский неуверенно подхватывал строфы, которые не сумело запорошить время:

— Дедушка тихонько дует в блюдце

И ладони греет о стакан...