С детства из всех красок и карандашей она выбирала синий. Она могла оживить на бумаге всё, что угодно: блик стекла, оттенок облака – но в единственном цвете.

 

Он не умел рисовать, но всё, что рисовала она, было ему дорого. Каждый пальчик руки, держащей синий карандаш…

 

– Можно, я побуду около вас? – спросил он однажды осторожно.

Он боялся, что она исчезнет внезапным видением, растает, как льдинка.

 

Тепло его рук встретилось с прохладной отрешенностью её ладони.

 

Он остался, чтобы заботиться о ней, сделать счастливой, стать счастливым самому.

 

... Клёны роняли многоцветные листья, похожие на маленькие палитры художницы Осени.

 

Но ничего не изменилось на её картинах.

 

…Однажды, подойдя к окну, он понял, что тоскует и совсем не счастлив. А она?..

 

Равнодушная.

 

Но он любил так сильно, что видел обрывки её снов, слышал отголоски мыслей, и потому знал – это не так.

 

А она принимала его заботу, только была безразлична к теплу его бережных рук и внимательному беспокойству глаз.

 

И, снова подойдя к окну, он поглядел на облака.

 

Внезапно он понял. Есть нечто, чего нельзя ни с кем разделить. Небо, дождь, желание абсолютной свободы.

Её воздух – одиночество, а для него одиночество убийственно. Что ж... Всем нам, необходимо – иное, недостижимое.

И разве любовь, даже подлинная, непременно чужда печали?..