Ум духовный видит Истину во всём. Иное дело интеллект, ум глупой коровы…

 

…когда просветляется своим коровьим просветлением, видит Истину как мираж полярной ночи, сияние, которым утешаются простодушные гренландские эскимосы, познавшие истину вечной мерзлоты и неистинность ворожбы мерцающих поднебесных светов, тщетно мятущихся над неизменным покоем белого безмолвия, бессильно разливающих сполохи текучих фантазий по безбрежным снегам, стерегущим ледяное зазеркалье, и угасающих агоническим цветеньем, – народец, издревле ведающий таинственную истину солнца, круглой дыры на краю неба, наибольшей из звёздных дыр, усеявших обветшалый, насквозь прохудившийся полог небосвода и сочащихся белым льдистым молоком пренебесной Коровы, непостижимого Существа-Океана, Живого Мысленного Света, мерно колыхающего Свои невещественные волны за бархатно-звёздной преградой, неодолимой безвестностью томящей эскимосову душу,..

 

…или, как фонари ночного шоссе, двумя весёлыми цепочками отражающиеся в глазах хмельного ковбоя, прокутившего в Лас-Вегасе сезонный заработок, – in vino veritas, – кому это и знать, как не ковбою, ведь деньги – всего лишь деньги, а истина лежит ровно посередине, между двумя параллелями пульсирующего света, под большой ковбойской шляпой, которая опускается всё ниже, пока не упирается, наконец, в баранку джипа, лихо мчащегося в границах пространства и времени к трансцендентной – пока ещё – точке момента Истины, настежь распахнутым вратам, где сходятся огни всех огней, – началу начал и пределу пределов, бетонному фонарному столбу – волшебной палочке, превращающей мрачных или весёлых, знающих истину вина, но невинных в Истине коровьих пастырей в чистые и просветлённые электрическим светом коровьи умы, неподвижно летящие в обе стороны беспредельной перспективы, – или дурной бесконечности? – в недостижимом стремлении сомкнуть разорванный круг, ставший безнадёжно свивающейся и развивающейся спиралью.