Я убила ежика. Не хотела, но убила. Потом мы его хоронили. Я и бабушка. Холмик оставили. Времени прошло много, а холмик из памяти так никуда и не делся.

 

```

 

Гляди, Юлька, какой хорошенький, – кличет меня бабуля от дальней калитки.

 

Бегу смотреть.

 

Маленький. Фыркает. Симпатичный.

 

– Можно я его возьму?

 

Бабуля кивает.

 

Осторожно обхватываю маленькими ладонями колючее тельце. Боюсь, что укусит или убежит.

 

– Покажу его Милке?

 

Бабуля пожимает плечами, что означает – как хочешь, и возвращается к грядкам.

 

Милка в восторге:

 

– Ай какой! Ой какой! А что он ест? А как он спит? А почему не вырывается? А дай подержать.

 

Не даю. Уронит еще. Себе доверяю больше.

 

– Пойдем покормим его. Молока дадим.

 

Милка, как заводная, бегает вокруг меня, прыгает и соглашается на любую идею.

 

Заходим в дачный домик. Зовем бабулю. Просим налить молока. Опускаю ежика на деревянный пол поближе к блюдечку.

 

Не пьет. Просто сидит.

 

– Наверно, не голодный, – выносит вердикт бабуля и уходит.

 

Выходим с ежиком обратно в сад. Полдень. Солнце печет. Вслух размышляю:

 

– Может, ему жарко? Ежики умеют плавать?

 

Глаза у Милки загораются.

 

Бак с водой рядом. В двух шагах. Аккуратно опускаю в воду ежика. Ладони не убираю, держу под ним, чтобы подхватить в случае чего.

 

Оказывается, умеют ежики.

 

А потом он заболел. Минут через двадцать после купания. Потом умер.

 

Вечером приехала мама.

 

– Ну, что тут у нас интересного?

 

Бабуля, не поворачивая головы от плиты, обыденно так:

 

– Да вон… Юлька ежика убила.

 

На всю жизнь эти слова со мной.

 

А страх пришел чуть позже. Боязнь причинить боль. А честнее – совершить действие, которое может привести к смерти.

 

Спустя несколько лет мы с мамой это обсудили. Она удивилась, что я помню.

 

– Доча, ты серьезно? Да он же больной был, поэтому и не ел, и не убегал. Я думала, ты поняла, что мы шутим.

 

Все.