А разве не мог я родиться

Не человеком, а птицей?

И вовсе не белым лебедем,

А в птичьем роду последней

Ничтожною серою птахой,

Хватающей крошки без страха

Из-под ноги прохожего?

Простым воробьём!

Ну что же...

 

Лапки — крестиком,

Хвост — три перышка,

Дело чести добыть зернышко.

А если кусочек хлеба — уже удача,

А если к тому же

Небо — чистое, земля — горячая,

Можно жить и в таком обличье,

Даже счастливым быть: по-своему, по-птичьи.

Только б не в клетке, только б на воле —

Вот такая простая у птицы доля.

 

Зимой — выжить,

весной — гнездо выстроить,

к лету ближе —

птенцов выпустить,

чирикать звонко,

с такими же драться,

на ветках тонких

прыгать-качаться,

и ещё одну весну встретить,

в луже купаться

и не заметить

кошки тощей

прыжок быстрый.

Так проще —

из глаз искры,

и единым духом

змейкой недлинной

развеется пухом

жизнь воробьиная,

и ни один, ни один, не заметит,

что воробьем стало меньше на свете.

 

Крестиком — лапки,

Хвост... Да что повторяться?

Жизнь несладкая,

Надо признаться.

И жизни той —

Всего крупица.

 

Эй, человек злой!

Стань на один только день — птицей,

Или бездомной собакой,

Или голодной кошкой,

В шкуру животного всякого

Влезь и побудь немножко,

И если в груди не камень,

Этого дня тебе не забыть,

И ни своими, ни чужими руками

Зла уже не творить,

Не убивать с самодовольным смехом

В угоду азарту праздному,

Не устраивать себе на потеху

Из чужого страдания — праздника.

 

Пойми, человек: нельзя быть сильным,

Если нет сил быть добрым.

Помни: и рой осиный,

И ядовитая кобра,

Даже грибы и травы

Имеют святое право

Дышать, расти, продолжаться

И — так и знай! — защищаться!

 

Думай, человек... смотри... слушай...

А если и у них есть души?

Не такие, не человечьи,

Но такие же хрупкие и вечные?

 

. . .

 

Вот воробей, скачет рядом —

Видно, не из пугливых,

Косит на человека взглядом,

Но прежде, чем лениво

За камнем нагнёшься

Или просто топнешь ногою,

Представь: а вдруг обернёшься

Ты —им, а он — тобою?

.