Весенняя космогония
На фарфоровом небосводе — чёрное звёздное крошево.
Пустота настаёт, когда закончилось всё хорошее:
смешные цветные бумажки, время, тепло, еда...
Но боги знают: если как следует подождать
и попросить у Высшего Разума ума для своих питомцев —
всё, словно по волшебству, вернётся.
А пока — на кухне хлопают ладони шкафов,
за стеклом колдует апрель,
ветер гладит едва народившуюся листву,
разгоняет тучное стадо, меча бирюзовые стрелы.
Сумрачно-грозовое становится сливочно-белым,
в рваные щели врывается солнце,
пляшет по пластику, резным лепесткам плюмерии,
будит эхом Большого Взрыва ленивую кляксу протоматерии.
Бух!
Вселенная расширяется,
в горячем газовом облаке рождаются две планеты:
сонная зелень, в косматом космосе запутались крошки света.
Кошка смотрит в окно, улыбаясь подобно Будде.
Покорные взмаху её ресниц,
на подоконник садятся голуби, спешат к остановке люди,
выходя в весеннюю невесомость из надёжного дома:
нырнуть в пустое чрево маршрутки,
исчезнуть с горизонта событий,
вернуться с горой пакетов и кормом —
снова дешёвый «Вискас», нет этим двуногим веры!
Кошка плывёт к двери,
волоча за собой надкушенный край ноосферы —
великая госпожа мягких диванов и полных мисок.
В замке возникают ключи,
звенят пригоршней бозонов Хиггса,
люди заходят, бросают пакеты,
треплют любовно уложенный мех руками.
Вселенная до краёв наполняется смыслом,
пустота отступает,
скуля, забирается под фундамент,
сворачивается клубком в железных корнях высотки.
Панельный ламповый микрокосм из ангельской неги соткан.
Энтропия посрамлена.
Её высочество дремлет на блудном джинсовом ложе.
Тарелка с горой полна,
чайник свистит торжественный гимн пирожным,
над первым фонарным бутоном, шалея от счастья,
жужжит луна.
