мимолётности
У ранневесенних ветров особая власть —
непокой и предчувствия
селятся в невесомых перьях
призрачных крыльев.
Неуёмные скитальцы сперва разлетаются по лесам.
Там впитывают влагу
и пряный земляной дух
первых проталин,
суетливо шебуршат в ветвях, недавно сбросивших снежные муфты.
Вскоре растревоженные деревья
начинают сердито гомонить,
и возмутители порядка отправляются в города.
Неприкаянно бродят меж каменных стен,
иногда срываясь в стремительное пике,
вращая в спиральном танце
комочки случайно подобранных у бордюра
фантиков и трамвайных билетов.
А когда дуновение,
наполненное принесёнными из чащобы запахами,
внезапно достигает
чутких ноздрей подменышей,
те вдруг остро ощущают,
как тесны клетки квартир
и офисных кабинетов.
Давно прижившиеся среди асфальта,
зеркальных витрин,
обжигающего холодом железа
и мёртвой древесины,
позабывшие, как мягки мхи,
нежна листва
и ароматны цветы под холмами,
они в маете распускают узлы галстуков,
расстёгивают верхние пуговицы рубашек,
выходят на улицу,
чтобы окунуться в сомнительную свежесть окрестных парков и скверов.
Думают: «К чертям всё! Срочно к морю —
слушать крики чаек и глазеть на волны, пятнающие пеной гальку.
Или в горы — там пещеры, ведущие вглубь земли,
к неподвижной, маслянисто мерцающей глади озёр,
никогда не видевших света».
Поднимают лица навстречу скудному теплу полуденного солнца…
и возвращаются на этажи мимо стекла и металла —
а в отражениях мелькнут
то заострённое ухо,
то кончик витого рога,
то кожистое крыло.
«Да ну, — решают, — чушь какая!
Мало ли что привидится накануне квартального отчёта».
