— А у меня глаз-алмаз, ты же не из робких, правда? Придержи шаг, отважный, позволь девушке взглянуть на твою сильную ладонь. Если мои слова не понравятся, не заплатишь, — с обольстительной улыбкой цыганка взяла за руку проходящего мимо юношу.

— По-твоему, смелость заключается в том, чтобы принять своё будущее, которое сейчас ты мне обрисуешь во всех мыслимых и немыслимых тонах, Сяо? – усмехнулся молодой человек.

— Откуда тебе известно моё имя? – удивилась она.

— Ты – цыганка, вот и угадай! Или тебя наделили только умением расшифровывать предначертания судьбы? – съязвил юноша, пристально посмотрев ей в глаза.

— Кто ты? – Сяо отшатнулась и невольно прижалась спиной к колонне.

Он укоризненно покачал головой и, заложив руки за спину, вальяжной походкой подошёл, и встал прямо перед ней:

— Ты самая странная гадалка на этой земле! Обычно вопросы задают цыганке, а у тебя всё наоборот. Перепутала роли?

— А ты, видать, повстречал много цыганок, если так хорошо знаешь их, — неожиданно совладав с собой, дерзко топнула она ногой и выступила вперёд.

— Немало, и ни одна не задавала глупых вопросов, только несусветную чушь несли, да ещё денег клянчили за белиберду, которой, не то чтобы сбыться, даже элементарно случиться нет никакой возможности, — он раздражённо повёл плечами.

Сяо возмущённо упёрла руки в бока:

— Ну, конечно, откуда им, бедняжкам, знать, что именно тебя ничем никогда не удивить, ведь…

— Вижу, ты, наконец, узнала меня. Лучше умерь свой пыл, привлекаешь внимание! – он грубо перебил её и, оглянувшись по сторонам, добавил, — иди своей дорогой!

— Как бы не так! – воскликнула она. – Не для того тебя искала, чтобы путь продолжить одной. Как не поймёшь, что дорога у нас с тобой одна на двоих!

— Послушай! – он крепко схватил её за запястье и процедил сквозь зубы. – Прекрати ходить за мной и забудь о своей миссии! Ты лучше всех знаешь, что я никого и ничего не боюсь, напротив, меня все опасаются!

— Нет, боишься, — морщась от боли в запястье, робко возразила Сяо.

— Ну-ну, похоже, сейчас ты действительно вошла в роль. – Он резко оттолкнул её и выжидающе скрестил руки на груди. – Поведай, цыганка, вечному заблудшему страннику о его страхах!

— Всё время мне казалось, что я оберегаю тебя, но это было не так. – Она стала медленно приближаться к нему. – Когда бы и где бы мы ни оказались, ты находил меня первым, начинал незаметно следить и защищать, а потом показывался, но не больше, чем на восемь минут. Думаешь, не заметила? Ты ужасно боишься часов.

— Какие мы внимательные! – он картинно развёл руками. – Что ты несёшь?! Уж кто-кто, а ты - то прекрасно знаешь, что для нас с тобой времени не существует!

— Там, — еле сдерживая слёзы, она осторожно подняла глаза к небу, — нет ни секунды, ни минуты, ни часа – ничего, одна сплошная полоса… Но тут всё иначе. Стоит тебе здесь задержаться со мной больше, чем на девять минут, и на небесах твоя полоса распадётся на пунктиры. Какая разница, кого ты ударил в спину: небожителя или верного слугу Дьявола, всё равно после содеянного ты становишься предателем, которому одна дорога – в девятый круг, где каждая из дверей на волю намертво прибивается пунктирами с колющимися краями. Скажешь, я лгу? Сейчас меня зовут Сяомин, что значит рассвет; цыганке с таким именем нельзя предсказывать мрачное, ибо оно обязательно исполнится, даже если судьбой предписано обратное.

Юноша закрыл глаза и, обречённо вздохнув, вымолвил:

— Молчи, ни слова больше! – он трепетно взял лицо Сяо в ладони и прильнул к её губам своими. Затем нехотя оторвался и, не открывая глаз, едва слышно попросил, — если сейчас я признаю, что всё произнесённое этими сладкими вишнёвыми устами — правда, ты перестанешь дрожать и продолжишь свой путь так, будто мы и не встречались вовсе?

Сяо отрицательно покачала головой и, заметив, как он сжал руки в кулаки, нежно провела ладонью по его лбу:

— Сколько нам ещё притворяться и убегать, боясь времени больше, чем наших владык?!

Юноша решительно повернулся и хотел было зашагать прочь, как она неожиданно крепко обняла его со спины:

— Не торопись, умоляю! У тебя ещё четыре минуты, а у меня не осталось и четырёх секунд.

 

— Чёрт меня дёрнул ставить китайскую драму на западный манер! Что за чертовщина?! – возмущённо прошипел прячущийся за колонной режиссёр, перелистывая напечатанный сценарий. – Во время репетиций они точно повторяли свои реплики, а сейчас просто какая-то чудовищная отсебятина! И сотворить со мной такое в день премьеры! Ну, сейчас я им выдам!

Режиссёр сердито скомкал бумаги, но бросить их в лица самонадеянных и непослушных актёров на виду у зрителей помешал неожиданно появившийся директор театра:

— Даже не думайте!

— Откуда вы взялись? – слегка вздрогнул режиссёр.

— А нечего чертыхаться! – довольно заметил директор. — Я вам не позволю лишить меня триумфальных аплодисментов! Завтра все газеты опубликуют дифирамбы в честь моего театра под открытым небом!

— Вы серьёзно? – с неприкрытым сарказмом спросил режиссёр. Но директор, продолжающий стоять с лукавой улыбкой на лице, вконец вывел его из себя. – Эти двое финал рождественской пьесы перевернули с ног на голову, вся работа – коту под хвост, а вы ждёте хвалебных откликов? Да пьесу разнесут в тартарары, а мне больше ни один уважающий себя автор не доверит своё произведение!

— Да, очень жаль, но вынужден признать, что как режиссёр вы безнадёжно слепы, если не способны даже при ярком свете софитов разглядеть очевидное! – директор, закатив глаза, театрально воздел руки над собой.

— Правда?! – едва сдерживаясь, выговорил режиссёр. – Раскройте глаза слепцу, сделайте одолжение!

— Несмотря на пронизывающий холод, никто не расходится, все замерли в ожидании финала. – Директор взглядом указал на публику, которая, казалось, затаив дыхание, внимала словам, слетающим с уст главных героев.

 

Юноша резко обернулся и с нескрываемой тревогой спросил:

— Не понял! Что ты натворила?

— Четыре минуты отделяют тебя от Ада, ты ещё можешь вернуться под крыло своего повелителя, а меня уже ничто и никто не спасёт от проклятия и изгнания из небесной обители. – Она спешно прикрыла рукой губы юноши, который хотел громко возразить, и дрожащим голосом продолжила. – Этого наказания не избежать ни тебе, ни мне, если мы осмелимся ослушаться. Так будет всегда, за исключением одного дня в сотне лет, когда у каждого ангела появляется возможность, не опасаясь гнева Всевышнего, сделать свой собственный выбор. И что бы в этот день ангел ни сделал, его проступок не наказуем. Это одна из заповедей «Книги Небес», а Господь никогда не нарушает Своих законов, иначе Ему перестали бы верить. Я отнюдь не божество, которых ты всегда и везде избегаешь, но, прошу, сейчас доверься мне! Завтра Рождество, впервые за этот век я получила право разбудить Солнце для рождественского утра.

— Не бойся, я не помешаю тебе, — вставил он.

— Знаю, потому что не собираюсь этого делать, — мгновенно произнесла Сяо в ответ.

— Почему? – опешил юноша. – Глупая, не каждому ангелу доверяется помочь Золотой Звезде покинуть колыбель, чтобы оповестить всех о начале желанного дня. Если тебе удастся поднять это капризное Светило вовремя, то перестанешь зваться по номеру, а об этом мечтает любой ангел. Не вздумай ослушаться, иначе… — Он замолчал, не в силах произнести страшные слова.

— Иначе коленопреклонённой буду заперта в девятом круге, — без тени страха закончила она. – Я готова, так как уже не изменю своего решения, потому что уверена: ты и туда придёшь за мной. Зато нам никогда больше не придётся искать друг друга в пространстве, во времени, в толпе. Мне всё равно где быть, лишь бы с тобой.

— Ну, что ж! Дело твоё! Я тут слышал, упрямство не украшает, но, похоже, у тебя это не приобретённое качество, ты вся его воплощение. – Вдруг ледяным тоном отчеканил он, глядя ей в глаза. Из импровизированного зала раздались возгласы разочарования, но юноша невозмутимо спустился со сцены и, не обращая внимания на осуждающие взгляды зрителей, прошёл мимо них к выходу. Публика вновь с искренним сочувствием обратила взоры на сцену, однако Сяо исчезла. Казалось, нависшей гнетущей тишине не будет конца, но через минуту вся толпа разразилась оглушительными аплодисментами, актёров вызывали на поклон.

 

— Ну, что я говорил?! – победоносно воскликнул директор и с торжествующим видом выступил из-за колонны, сдержанно кланяясь в ответ на бурные неутихающие рукоплескания зрителей. Режиссёр понуро развёл руками, признавая своё поражение. Триумфатор, увлечённый шумом оваций, не заметил, как «побеждённый» снисходительно улыбнулся и, сомкнув руки за спиной, неспешно направился к побережью.

 

Сяо с щемящей тоской смотрела на пенистые волны. Теперь она, как все, слышала только плеск и чувствовала слабое дуновение ветра на своём лице.

— Конечно, хоть тебе и безумно жаль, что больше не можешь вместе с изумрудной звездой сорваться с бархатного лунного покрывала, лететь наперегонки с резвящимся ветром, стремительно нырнуть в синюю морскую пучину, собрать слёзы-жемчужины плачущей по принцу русалки и, подбросив их бедным рыбакам, прыгать от счастья, увидев радостные улыбки на их усталых лицах, ты ни за что не согласишься вновь испытать всё это в обмен на тот маленький комочек, который совсем недавно стал стучать в твоей груди. Я прав, бывший ангел номер восемь? – вдруг ей послышалось из-за спины.

— Тебе давно следовало быть по ту сторону Луны, что ты всё ещё здесь делаешь? – обеспокоенно взглянула на юношу Сяо.

— Нет, определённо ты самая что ни на есть никудышная гадалка на земле, — с напускной строгостью покачал он головой, — где это видано, чтобы цыганка отвечала вопросом на вопрос?

Ей захотелось накричать на него, но вместо этого слёзы брызнули из глаз, и она безмолвно зашевелила губами.

— Нет! — взмолился юноша, крепко прижав её к груди, — сейчас и здесь произнеси моё имя не беззвучным робким шёпотом, а громко и чётко, чтобы ветер-проныра смог донести это моему повелителю. Даже если все небесные силы ополчатся против меня, не страшно, потому что есть одна чуднàя цыганка, которая совершенно не умеет предсказывать будущее, но, едва почуяв малейшую опасность, ловко прячется за спиной такого чудака, как я. Она считает меня отважным, и, черт подери, если я когда-либо позволю хоть тени сомнения закрасться в её сердце. Пока она будет за моей спиной, я буду смел, как никогда! – заметив, как нежные вишнёвые губы Сяо медленно расплываются в улыбке, уверенно добавил, — пусть Дьявол знает, что один краткий миг без тебя мне гораздо страшнее всех пыток в девятом круге.

Сяо расслышала биение и коснулась дрожащей рукой его груди. Сердце юноши бешено стучало, словно вот-вот вырвется и присоединится к ветру, которому он радостно продолжал выкрикивать:

— Эй, быстрокрылый, передай, что на берегу мимолётной жизни я нашёл рай, по сравнению с которым его Вечность кажется убожеством. – Он опустил голову и, поймав на себе её взор, полный тревожной мольбы и беспредельной самоотверженной любви, смело пригрозил, — да, не забудь сказать, бродяга, я понял, что полоса Вечности становится смертью, как только вот тут, — юноша накрыл тёплой ладонью руку Сяо на своей груди, — раздаётся стук, который повторяется лишь потому, что есть тот, кто его ждёт и слышит.

 

— Вот вы где! – стараясь не сорваться, злобно прошипел директор, увидев режиссёра, который издали с умилением наблюдал за сбежавшими ангелами Сяо и её избранником.

— А, господин директор! – сдержанно поприветствовал его режиссёр.

— Маски в сторону, господин Небесный Владыка! – вспылил директор. – Признайся, ты всё спланировал заранее, а пари было просто для отвода глаз.

— Планировать, обманывать, надувать – это всё ваша привилегия, господин Повелитель Тьмы! – спокойно проговорил Всевышний. – Хоть ты и не поверишь, но я не имею к случившемуся никакого отношения.

— Иди этими сказками корми людей, которые денно и нощно готовы молиться и восхвалять тебя, лишь бы исполнилось желание! – сурово бросил Дьявол.

— Хорошо известно, что есть два обстоятельства, которые не подчиняются ни тебе, ни мне. И когда они оба пересекаются в одной плоскости под покровительством Рождества, мы с тобой становимся абсолютно бессильными и беспомощными, как новорожденные младенцы, — без тени волнения произнёс режиссёр.

— Правда? – иронично съязвил директор. – Напомни, будь так добр, что это за обстоятельства?

— Сердце и любовь, господин Повелитель Тьмы! – слегка назидательно начал Всевышний. — Когда в сердце поселяется любовь в канун Рождества, то Вечность перестаёт быть столь желанной, как вишнёвые уста, шёлковые волосы и бессмысленный, бессвязный нежный лепет. Они готовы без устали повторяться в словах любви и заботливых поступках, нежели вернуться в безопасный эллипс Вечности. Ничего не поделаешь – таково рождественское чудо! – красноречиво развёл он руками, вновь направив взор на безмятежных влюблённых.

— Да ну?! И насколько хватит этого самого чуда? – усмехнулся Дьявол. Господь обернулся, в его глазах нежность сменилась искренним беспокойством. Довольный, Повелитель Тьмы продолжил, — ты слишком мягок со своими ангелами. Своды законов «Книги Небес» на меня не распространяются, и я должен наказать ослушавшегося меня негодника, хотя бы в назидание остальным, чтобы измена не вошла в привычку как невинная шалость.

— Подобно той выходке во время премьеры спектакля «Генрих VIII» , когда ты предал огню соломенную крышу театра «Глобус»? – многозначительно улыбнулся Всевышний.

— О, нет! – Дьявол отрицательно мотнул головой. – Тогда благодаря тебе провалилась лишь последняя пьеса, а ничтожные людишки до сих пор называют своих детей не иначе, как Ромео и Джульетта, возведя Шекспира в ранг богов. Как будто мало им одного бога! – с нескрываемым презрением он гневным взглядом смерил собеседника. – Неужто ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы ещё раз попасть в твою ловушку?!

— Сегодня я, как они, — Господь кивком указал на беглецов, — не хочу ни о чём думать. Как бы там ни было, для существования наши с тобой создания выбрали океан жизни, берегом которому служит смерть. А нам пора возвращаться на наш небесный берег, где и подумаю, как на время земных лет оградить их от твоего вмешательства. Надеюсь, у меня получится, поскольку это единственный выход, чтобы и дальше вместе управлять Вечностью, ведь ни у тебя, ни у меня нет того, что есть у них.

— Интересно, что же это такое, чем владеют простые смертные и чего нет у нас, владык Вечности? — насмешливым тоном осведомился Дьявол.

— Право выбора! – без тени улыбки твёрдо ответил Всевышний.