- Мам, дай денег! – услышала она из кухни голос сына.

- Зачем?

- Завтра День учителя. Девчонки хотят классной цветы подарить.

- Девчонки хотят,- проворчала она, вытерев руки и доставая из сумки кошелек. – А ты не хочешь?

- Да ладно. Пошел я. Пока!

- Пока! – сказала она уходящему в школу сыну.

Потом посмотрела в окно и увидела его светловолосую голову. Глядя ему вслед, задумалась: «Завтра День учителя, любимый мамин праздник. День ее смерти. Уже три года прошло…» Говорят, время лечит, Ирина в это верила раньше. Однако с ней этого не случилось. Вот и дела у них пошли лучше: муж нашел хорошую работу, в доме появился достаток, ушло напряжение в отношениях. Но все три года после смерти матери дочь терзали жгучие вопросы, на которые она не находила ответа: «Почему так рано она ушла? Почему не успела порадоваться за них? Почему мама не узнала простой и легкой жизни? Кто как не она достоин отдыха, спокойствия, счастья? Почему не воздается человеку при жизни его по его делам? И в чем виновата она, дочь, перед матерью?» Чувство вины не отпускало. Ирина перебирала в памяти последние годы их жизни и наконец сформулировала свою вину так: близкому человеку надо дать счастье, насколько это в твоих силах, при его жизни. А она… она была просто дочерью.

Все это передумывалось заново, когда на следующий день она шла по широкой аллее кладбища. День стоял на удивление погожий, теплый. Начало октября – а погода как в августе! Если б не осыпавшиеся листья, не засохшая по краям дороги трава, было бы легко представить, что еще лето. Ирина свернула с главной аллеи, потом еще поворот – вот она, голубая ограда, светлый мраморный памятник, яркие астры в цветнике. И мамина фотография: приподнятое лицо, ясный, спокойный взгляд, зачесанные назад светлые волосы. Ирина была даже рада, что муж не смог отвезти ее сюда на машине – у него дела, что сын отказался ехать с ней («Мам, у нас же игра!»). Она вырвала несколько травинок, поставила в воду принесенные хризантемы и села на скамейку рядом с памятником. Какой она была, мама? Строгой и требовательной – к ней, дочери. Доброй – ко всем людям. Она любила открывать для себя новых знакомых. Но близких друзей у нее было немного. Мама была учителем начальных классов. Все в их маленькой семье было подчинено ее работе. (Отец вместе с новой своей семьей пропал где-то в просторах Казахстана.) Ирина помнит, как в детстве перед сном подходила к маме, чтобы поцеловать на ночь. Мама каждый вечер сидела за столом в их маленькой кухне и проверяла тетради, писала планы, рисовала какие-то яблоки, мячики, кукол… («Для устного счета», - кратко отвечала она дочери.) По этим карточкам, разрезным азбукам четырехлетняя Иришка научилась читать и считать. Летом они с мамой зарабатывали: с пяти лет Антонина Сергеевна брала дочку в пионерский лагерь, где была воспитателем. Уже тогда дочь поняла: надо вести себя хорошо, маму подводить нельзя.

Почему ее милая, красивая мама не вышла замуж? Уже будучи студенткой, Ирина спросила ее об этом. Антонина Сергеевна внимательно посмотрела на нее и ответила:

- Я думаю, женщине достаточно одного замужества. Потом она бережет дом, воспитывает детей… Она – за всех и над всеми – заступница, «берегиня». Она мать – и жизнь ее наполнена. Тепла и заботы, конечно, хочется; хочется твердой поддержки, - только найдешь ли? Скорей всего приобретешь еще одного «ребенка». Кроме того, без любви я никаких соединений не хочу. А любовь, да еще взаимная, - это счастье встречается редко. Да у меня столько детей, что думать о себе просто некогда, - улыбнулась она.

Мама гордилась своими учениками. Она никогда не выказывала это явно, но Ирина чувствовала.

- Знаешь, - говорила она , читая газету, - вот статья о моем ученике. Он знаменитый художник, его выставку повезут во Францию. – И глаза ее лучились.

Дома часто слышалось: «мои дети», «мой класс». Проверяя тетради, она вслух комментировала: «Молодец!» или «Ну, Алеша, не постарался…» Дочь не ревновала: она знала, что мама любит ее больше всех, по-особенному, хотя мама и требовала от нее всегда все выполнять только хорошо. Иногда Ирине казалось, что она слишком строга, тогда она спрашивала:

- Мама, ты меня к какой жизни готовишь?

- К трудной, дочка! – неизменно отвечала мама.

Ирина окончила институт, поступила работать в НИИ, вышла замуж за любимого человека. Они с мужем получили квартиру в новом районе, родился сын. Жизнь не была легкой, но в ней все было к месту. А потом начались трудные времена: мужа, как и многих инженеров завода, сократили. В ее НИИ месяцами задерживали зарплату. С горечью вспоминает она, как нелегко было собрать сына в пятый класс. Сидела она ночью и со слезами зашивала старый ранец, порвавшийся по всем швам. Мама уже была на пенсии, но все еще работала. Потом у нее случился микроинфаркт, из больницы они привезли ее к себе. «Ну вот теперь я пенсионерка»,- горестно вздыхала Антонина Сергеевна. За день она успевала все переделать по дому, сходить в магазин. Она научилась жестоко экономить. В сущности, жили они тогда на ее пенсию. Муж Ирины находил только разовую работу. Он стал груб и раздражителен. «Совсем ослепли?!.. Я же вам десять раз говорил!..» - иногда шумел он на тещу. Антонина Сергеевна не перечила, уходила в другую комнату. Однажды сказала Ирине: «Мужик без работы как дерево без корня…»

Скоро мамы не стало. Сердце ее остановилось, когда ей исполнилось только шестьдесят. Это случилось так сразу, вдруг, и Ирина поняла, что ничего уже нельзя поправить, изменить. От этой мысли жгло как огнем душу. Мама достойна в жизни самого лучшего: радости, благодарности, любви… А они… даже не смогли купить ей новое пальто…

- Кто это тут, думаю, сидит? Ирочка, здравствуй, дорогая!

Услышав чей-то голос, Ирина от неожиданности вздрогнула: она не заметила, что к ней подошли.

- Зоя Павловна! Здравствуйте! – узнала она. Это была мамина коллега, завуч школы, Ирина знала ее с детства. – Вы одна приехали?

- Нет, меня соседи подвезли на машине. Все торопятся. Кто же так на кладбище ездит? Я им сказала, чтобы меня здесь оставили, а сами ехали по своим делам. Я не спеша всех обойду. Знаешь, моя хорошая, сколько у меня здесь могилок: и мама здесь, и сестра, и коллеги-учителя, и соседка, с которой душа в душу жили. Вот и Антонина Сергеевна теперь здесь…

Они помолчали. Ветер на дорожках слегка шуршал листвой. Вороны каркали громко, с выражением, но нестрашно.

- Как вы живете, Зоя Павловна?

- Ничего, Ирочка, сын с семьей живет рядом. Что ни день – заезжает. Он у меня молодец. Говорит, ты пока работала, я тебя почти не видел, вот ушла на пенсию – теперь я на тебя нагляжусь. А что на меня смотреть? Седая, старая, ноги вот хуже ходить стали.

- Для детей мамы всегда красивые и молодые.

- Это твоя мама навсегда молодой останется : в шестьдесят лет уйти – это ж только жить начинать можно.

- Зоя Павловна, - решилась вдруг Ирина, - расскажите мне про маму. Пожалуйста. Какой она была с учителями, детьми.

Зоя Павловна посмотрела вдаль, за ряды оград и памятников, где были молодые кленовые посадки.

- Она была светлым человеком, Ирочка. Я так сказала не потому, что про покойников плохо не говорят. Мы с ней близко познакомились, когда она пришла к нам в школу, совсем молоденькая, стройная. Ты у нее уже была тогда. Класс ей достался четвертый, тру-у-дный. Их учительница на пенсию ушла – обрадовалась, что молодую приняли, улетела к своим внукам. В классе этом училось несколько переростков-второгодников. Девчонка одна была, Ольга Ворончихина, - до сих пор помню! – семья пьющая, девчонка грубая, дикая. Время от времени из дома бегала. Она в двенадцать выглядела как в пятнадцать. И друзья у нее были старше, шпана. После скандала дома, уже в октябре, она опять сбежала. Антонина Сергеевна места себе не находила. Побывала у них: мать с отчимом пьяные, смогла понять, что Ольга две ночи дома не ночевала. Приходит ко мне: «Зоя Павловна, давайте поищем девочку, ведь ребенок еще. Такая обстановка дома…Ее надо в детский дом устраивать». Уговорила меня, подключили участкового. Он нам все дворы, подвалы, чердаки показывал. Антонина Сергеевна лазала по всем закоулкам, пальто порвала. Нашла-таки девчонку. Та спала на чердаке под каким-то тряпьем. Ну, нашла, а потом что? Дома опять пьяный мат да побои. Отвела ее к себе, вымыла, накормила. Несколько дней, пока ее дело решалось, Ольга у вас жила. Ты не помнишь, конечно, маленькой еще была. Учителя Антонину Сергеевну предупреждали: «Украдет что-нибудь. Разве можно такую бандитку в дом приводить?» А мама твоя только смеялась: «И красть-то у меня нечего: книги да Иришкины ползунки…»

Зоя Павловна замолчала. Поправила шарфик на шее.

- Вот гляжу на эту фотографию, и кажется, что только вчера молодыми были. Видишь, как она здесь смотрит, с оптимизмом, с надеждой. А ведь ничего у нас в жизни не было, кроме надежды. Зарплата восемьдесят рублей. И хватало как-то. И еще дружили, часто собирались вместе, пели. Сейчас люди стали разобщеннее. Твоя мама певунья была. У нас в школьном хоре она да ее подруга Антонина Юрьевна – первые запевалы. А какие песни мама пела , помнишь?

- Думаю, мамина любимая была… как же? «…как люблю твои светлые волосы, как любуюсь улыбкой твоей, ты сама догадайся по голосу семиструнной гитары моей…» Мама говорила, что под эту песню они с моим отцом познакомились. А фильм она любила «Офицеры»…

- Да, это потом уже мы стали петь: «Снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето ее торопить не спеши».

- Зоя Павловна, когда я устроилась на работу после института, мама мне сказала: «С коллегами поддерживай добрые отношения, но все о себе, о своей семье не рассказывай…» Что, у нее был горький опыт?

- Этого, Ирочка, я не знаю. Все может быть. Мама у тебя красивая. Были и завистники. Были и мужчины, кто пытался ухаживать. Вот и с Антониной Юрьевной они поначалу очень дружили, в гости друг к другу ходили. А потом как отрезало. Отношения хорошие остались, но только на работе… Пойдем что ли потихоньку вместе на автобус. Ты ведь давно здесь?

- Конечно, Зоя Павловна. Я вас провожу.

- Прощай, Антонина Сергеевна, до весны теперь. Пусть земля тебе будет пухом. А здесь о тебе помнят, - посмотрела она на Ирину. – И много людей вспоминают добром.

Ирина молча попрощалась с матерью. Перед поворотом в последний раз оглянулась на белый мрамор, вздохнула глубоко и, взяв под руку тяжело ступавшую спутницу, побрела с ней по аллее. Вскоре Зоя Павловна продолжила рассказ:

- Мама твоя, Ирочка, очень любила детей, но ее ученики на ней гроздьями не висели, как на некоторых, - умела держать дистанцию. В начальных классах дети как котята – так и трутся, так под руку и лезут. Антонина Сергеевна и по голове погладит, и пуговку застегнет, и за драку поругает – спокойно, мудро. Ее ученики и потом к ней ходили – в пятом, в десятом классах – просто поговорить. Она любила молодежь. У нас традиция в школе была – не знаю, сейчас сохранилась ли – опытные учителя открывали свои уроки для молодых. Твоя мама целые дни делала открытыми. И так вдохновенно уроки проводила! Раскраснеется вся, стихи с детьми читает, лепит, рисует, поет. Чего только нет на уроке – таблицы, иллюстрации, магнитофон, слайды. Девочки наши всегда вдохновлялись ее уроками и повторяли вслед за ней: «В школе должны работать счастливые люди!» или «Учить и учиться надо весело!»

- Как-то мама мне рассказала про молодую учительницу, которая отказалась заменить заболевшую коллегу, так и сказала: «У меня есть личная жизнь!» Мама, говоря об этом, все сокрушалась и повторяла: «Как можно, как можно думать только о себе? Как можно отказываться?» А я была на стороне той девушки: ей ведь свою судьбу устраивать надо, семью заводить.

- Да, наше поколение так воспитано: «раньше думай о родине, а потом о себе». Сейчас молодежь совсем другая, много в школе и случайных людей… А если подумать – что мы за это получили? Многие остались одни с детьми, кто-то вообще замуж не вышел : школа и силы, и время, и чувства забирала. Сейчас учитель выходит на пенсию, что на эти деньги купишь? Хорошо, если дети есть, помогают. Вымирает наше племя, у многих старость нищая и одинокая – поверь мне, я с коллегами отношения поддерживаю. А учителя – они очень, особенно, ранимы. Вот и твою маму что подкосило? Человек тридцать пять лет в школе пропахал, а надо еще разряд, категорию подтвердить! Творческий отчет, бумажки, уроки показать. Что бумажки? Кто хорошо работает, обычно не умеет красиво отчитываться. А в таком возрасте – нервы уже не те.

- Да, я помню, что мама очень волновалась перед очередным открытым уроком. Я ей говорю: «Проведи обычный урок, не выдумывай ничего особенного!» А она: «Что ты, стыдно при таком опыте серость демонстрировать… Я не люблю, когда незнакомые люди на урок приходят. Кто-то может и сердитым глазом посмотреть…» Вот после такого урока ее и увезли в больницу.

Они подходили уже к остановке автобуса, когда Ирина спросила:

- Зоя Павловна, меня одна мысль не оставляет в покое: как мама перед смертью оказалась в троллейбусе в новом районе, на другом конце города, где у нас даже никто из знакомых не живет? Зачем, к кому она поехала так далеко?

- Не знаю, милая моя, в этом районе у нас Антонина Юрьевна жила, но за год до этого умерла. А больше и не знаю к кому…

Автобус подъехал старый, разбитый, дребезжащий. Когда они сели, Зоя Павловна громко сказала ей в ухо:

- Осень-то какая, как лето! Просто подарок!

Говорить из-за шума было трудно, и они надолго замолчали.

 

 

…Три года назад в этот день было пасмурно. Садясь в троллейбус возле дома, Антонина Сергеевна посмотрела на хмурое небо. Зонтик у нее сломан, поэтому она взяла с собой платок: «Если дождь пойдет, надену на голову – защитит хоть как-то…» Она была рада свободному месту рядом с кабиной водителя, потому что ехать предстояло далеко, через весь город, в новый незнакомый район. Антонина Сергеевна прикинула еще раз: внука в школу отправила, ужин сготовила. Дочь и зять придут вечером, внук тоже нескоро, значит, у нее есть три – четыре свободных часа. «Успею обернуться»,- довольная, что все так устроила, подумала она.

Троллейбус вырулил на центральные улицы. Мелькали новые магазины и старые киоски. Контрасты кругом: одно чистое и сияет, другое чумазое и зияет… Долго еще надо жизнь налаживать: дороги ремонтировать, здания, пенсии повышать, зарплаты. Антонина Сергеевна жалеть себя не привыкла, к тому же понимала, что есть люди, живущие гораздо труднее ее, что государству сейчас тяжело. Конечно, семья могла бы теплее к ней относиться, но и здесь все понятно: зять тяжело переживает потерю работы, дочь целый день в своем институте, а по вечерам шьет, вяжет сыну и мужу. Внук уже в седьмом, бабуля ему не нужна: друзья, спорт – скорей из дома! А она как может помогает пережить им трудные времена. Вчера в магазине встретила Нину Семеновну, тоже учительницу-пенсионерку, та рассказала: «Видела недавно Александра Петровича, помните, Зимина, мужа покойной Антонины Юрьевны. Говорит, что с детьми разменялись, переехали в однокомнатную, в новый район. Да что я рассказываю, - мы же там были с вами на ее похоронах! Так вот, Александр Петрович живет один, дети бывают наездами. Сам болеет, весной в больнице лежал. Впору опять с детьми соединяться, но он не хочет. Говорит, умру в своей квартире, ни от кого не хочу зависеть. Спросил про общих знакомых, про вас тоже спрашивал, где, мол, с кем живете…» Вот такой незначащий разговор, а сердце у Антонины Сергеевны заболело. Ночью думала, как он переносит одиночество, как справляется с хозяйством – стирает, готовит. Непривычно все делать самому. И не ожидала, что утром встанет, решив: «Поеду! Может, жизни нам отпущено лет десять еще…» Придумала и предлог: «Спрошу, не осталось ли от Антонины Юрьевны зимнего пальто. Как ни тяжела утрата, а от вещей все равно надо избавляться. Он, может, угостит меня чаем…а там, если сам не заговорит, может, хватит у меня смелости сказать…» Она вспоминала, каким увидела его впервые больше тридцати лет назад – веселым, большим, надежным…И вскоре перестала ходить в гости к Антонине Юрьевне. Но жизнь время от времени сталкивала их – на юбилеях, потом на похоронах. Он радовался встрече, говорил с ней ласково, уважительно. Теперь она ехала к нему – как летела. Казалось – ветер в лицо, треплет волосы, сердце бьется счастливо… Она не узнавала себя.

Вдруг сердце остановилось… Забилось снова. Стало невыносимо душно. Она полезла в сумку за нитроглицерином. Тоненькая трубочка с таблетками выскользнула из рук и покатилась… «Женщине плохо!» - услышала она вскрик рядом с собой…

Дочь нашла ее в морге на следующий день. Ирине рассказали, что пассажиры вызвали «скорую», но до больницы маму довезти не успели…

 

 

…На остановке, где они вышли, продавали цветы. Ирина выбрала несколько свежих роз.

- Зоя Павловна, - сказала она, вдруг разволновавшись, - поздравляю вас с Днем учителя. И маму поздравляю, и всех, кто с вами работал. Спасибо вам! Что мы можем еще?..

 

2003 год