Герасим возвращался с похорон изрядно промокший и озлобленный. Единственное женское существо, к которому он испытывал истинно-дружескую привязанность (и которое отвечало ему искренней взаимностью), покинуло его навсегда. Променяло лучшего друга на лучший мир. Не по собственному желанию, разумеется, а по стечению закономерных (и от этого не менее печальных) обстоятельств.

Навязчивый ледяной дождь раздражал. Попрощаться толком не дали. Многочисленные родственники встали стеной и своим жалобным воем усугубили и без того пасмурное настроение.

Куда податься? По месту проживания никто не ждёт, да и не сможет Герасим в глаза соседям смотреть - тошно видеть страх, замаскированный под жалость. Может в город? Или вовсе на волю - в дремучие приусадебные леса. "Пожалуй на историческую родину надо"- размышлял он. "Возможно на заставу возьмут - границы охранять тоже кому-то нужно..." Ощутив согласие с самим собой и миром, Герасим решил напоследок пройти ещё раз вдоль соснового бора, только в обратном направлении...

 

В пятницу, ранним студёным мартовским утром, кладбищенский сторож, обходя вверенную ему территорию, обнаружил рядом с одной из могил могучее медведеобразное тело, припорошенное снегом. В жёлтых остановившихся глазах волкодава отражалась надгробная плита княгини Базаровой, не так давно лихо разменявшей девятый десяток.