О, этот мир был необыкновенно хорош, выстроен по изысканным лекалам провинциальных мечтательниц. Героини были сплошь графских и княжеских кровей, они безупречно владели французским, дни напролет скучали в спа-салонах и бассейнах, вечера – в ресторанах. А ночами сходились в районном отделении полиции и пытались чисто интуитивно вычислить маньяка.

 

И всё бы у них получалось сразу и без промедления, но непременно встревал какой-нибудь сельский комбайнер или случайно забредший в деревенские пенаты столичный олигарх. Мужчины всегда всё портят!

 

Вот и на этот раз опять. Васисуалий с Парфеном ухватили друг друга за грудки, страшно воззрились рожа в рожу и орут:

- Я тебе говорил, что разгадка на 47-й странице манускрипта! Куда ты его дел, где спрятал?

- Совсем ошалел? Да я по-персидски никогда не умел, меня только иранскому обучали. И как бы я до 47-й страницы дошел? Сразу в господский пруд выкинул, она и затонула моментально…

- Убил бы я тебя тут же, на месте, но больше нырять некому. Иди, тварь, ныряй, не достанешь – лучше вообще не выныривай…

 

Но тут, изящно ступая на высоченных каблуках по песочку, к ним подошла Ефросинья, с риском для маникюра, примирительно взяла спорящих за волосья:

- Господа, будет вам ссориться, не хотите ли выпить? А заодно я поделюсь с вами новой версией. Вчера ко мне зашла Меланья с Рублевки, о том, о сем, да и проговорилась…

Ну, сколько вы еще будете бычиться? Брейк!

 

Понурившись, кавалеры разжали кулаки, поплелись за чаровницей к домашнему бару. А из-за плетня на них воровато косил, все на усы наматывал пастух Онуфрий. Он-то знал доподлинно, кто таскает местных курей, но вдруг новая версия укажет на живность покрупнее? Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал еще его прадед, такой же крепостной, как и сам Онуфрий, это у них родовое проклятие! По-нонешнему "династия" называется.

 

Господа меж тем прошли к дому, и все еще слегка дуясь, уселись за столом на веранде. Глазом не моргнуть – Глашка несет бокалы и квас, бережно достает из кармана флягу с коньячком, а вдруг кто и пожелает… Завязывается неспешный разговор. Сначала на французском, пока Глашка не отойдет, а потом переходят и на просторечный, с искрами молодежного сленга.

 

- Ну, колись, Фроська, чем тебя Малаша озадачила? Да можно ли ей верить?

- Если бы на допросе – и я бы не поверила, но ведь просто так, на бегу, за луковицей она ко мне заскочила, даже бентли свою как следует не припарковала.

- Она сроду парковаться не умела… за луковицей…ну и что глаголит?

- Прикинь, уверяет, что в старом господском доме может быть клад, да не с какими-то там изумрудами или турмалинами, а с автографами Державина!

- Быть такого не может! Гаврила никогда лишними строчками не разбрасывался! Мутит она, не сойти мне с этого места.

- Погодь, а к маньяку это какое отношение имеет?

 

Тут Парфен вдруг напрягся, согнувшись почти до полу, метнулся на крыльцо и, вскинув макара, выстрелил наудачу, поверх плетня. Что-то там охнуло и рухнуло, ломая кусты, с треском понеслось, удаляясь.

- Да ты, кажись, опять Онуфрия подстрелил? – осуждающе кинул Васька. - Ну и пусть бы слушал, он лису ловит, вся деревня знает, и к нашему маньяку никакого отношения не имеет.

- А у тебя есть разрешение на огнестрельное, Парфен? – прищурилась Ефросинья. – Смотри, я ведь могу…

- Да ничего ты не можешь, сахарная моя, - прижмурившись, Парфен сгреб красотку в объятия и смачно впился в уста.

Васисуалий только зажмурился, он такой прытью не обладал.

«Всё-таки столичное образование имеет свои преимущества», - только и успел он подумать, как оглушительный грохот встряхнул их всех.

 

- Ну вот, опять на ферме! – утираясь, догадливо определила Фрося, - вот увидите, это теракт! Нутром чую!

- Не чуди, какой тут акт… вчера я им газовые баллоны по благотворительности закинул, пойло свиньям заваривать, вот они и расстарались.

- Ну, ты дурак, - восхищенно протянула вылетевшая на звук Глаша, - разве нашим можно взрывоопасные вещи дарить? Они, небось, тут же самогонный аппарат на газ подключили!

 

Плетень издал странный звук, выпятился пузом в сторону дома и после минутной раздумчивости рухнул. Глаша не успела высказать своей догадки насчет явившейся за укропом Меланьи, как в рупор прозвучало властное, режиссерское:

- Стоп! Снято. Всем расслабиться и на полчаса разойтись.

 

Карен Егорович с сожалением глянул на поверженную декорацию и укоризненно высказал оператору:

- Вот как ты умудрился наехать?! Нам и осталось-то пять минут всего доснимать эту сцену. А после обеда могли бы за вторую серию взяться.

 

Оператор забормотал какие-то оправдания, он, видишь ли, хотел красоток крупным планом взять и немного не рассчитал траекторию, левее, левее надо было брать.

Режиссер только рукой махнул, что уж теперь. Главное - проследить, чтобы эти стрекотухи наряды не побежали менять, тогда черта лысого смонтируешь.

 

Кликнул помрежа, озадачил, потянулся и зевнул. Кто бы только знал, как ему эта лабуда надоела! Повернулся к оператору, поделился вдруг заветным:

- Эх, Андрюха, ты даже не представляешь, как мне хочется снять что-нибудь в духе Феллини или на худой конец - Кончаловского! Вроде его Аси Клячкиной...

- А в своем духе у тебя есть ...Клячкина? - поддел его Андрей. - Ты в реальной-то жизни смог бы вычленить сюжет? Ну и молчи.

 

Плетень медленно и как-то неуверенно поднялся, покачался, утвердился. И в сторону от греха потрусил кривой дорожкой Онуфрий. Недобитый. Реальный.

Маньяк оставался пока не пойманным, до «после обеда» ему еще жить. Лежал поодаль и мечтал о настоящей роли, со словами, с развитием характера, любовной интригой и …с указанием фамилии в списке исполнителей.