Над степным разнотравьем всё ниже склоняется вечер...

Над степным разнотравьем всё ниже склоняется вечер,
темнота всё темней, как проклятье в конце представленья,
и тоски беспричинной ничто не излечит... И неча
размышлять о причине, утопшей в пучине забвенья.
 
От судьбы не сбежать. Так уж лучше во мраке ночном
опрокинуться в травы, прилечь на пуховом пригорочке.
Разгорятся созвездия в небе, а в ветре степном,
в сладком ветре степном – вспыхнут искры пророческой горечи.
 
И потянется ночь. И увянут духмяные травы,
мёртвый воздух наполнится смрадом от гари и серы,
и шипы прорастут из венца незаслуженной славы,
и громами бабахнут молитвы отвергнутой веры.
 
Час настал! Замыкается круг, как в веках возвещалось.
И теперь уж не надо выгадывать, чёт или нечет,
обрывать лепестки и испытывать глупую жалость,
обнимая геройски чужие, ненужные плечи.
 
И пытаться согреться в чужом, нежеланном тепле,
и просить закурить с непочатою пачкой в кармане...
Так уж лучше предать своё горькое горе земле.
Обратись к ней. Она отзовётся в мятущейся мгле,
и вздохнёт сокрушённо, и к вечности тёмной притянет.

Проголосовали