Мишка
Звали его, как положено, Миша,
правда, давно, словно это был сон.
Звуки извне доносились всё тише
в тёмный подвальчик на стыке времён.
Изредка лучик с танцующей пылью
скальпелем резал заброшенный хлам.
В эти минуты мучительней ныли
драные лапы и ниточный шрам.
Больно змеились просветы на дрёме,
помнилось, был он когда-то любим
девочкой... Грёза на фоне потёмок
таяла, снова оставив ничьим.
Как-то судьба расшалилась, играя,
ей пируэты вершить не впервой:
девочка, только не та, а другая,
Мишку нашла: ой, забавный какой!
Тут же, мохнатой находкой довольна,
вообразила больницей диван,
Мишку "лечила"... О, как это больно,
если до старых касаются ран!
В детской, наполненной розовым светом,
новых игрушек нарядный народ
Мишку пугал, но сердечком согретым
чувствовал: нужен, кто радость даёт.
Как он старался! Юлою вертелся,
прыгал и звал, улыбаясь, на вальс!
Двигалось ловко мохнатое тельце,
нежность сияла из бусинок глаз...
Дверь отворилась: душистая дама
в мир его счастья на шпильках вошла.
Не соответствуя имени Мама,
Мишке казалась исчадием зла.
Голосом грозным, как рокот там-тама,
строго внушала: порядок – закон,
не допускающий лишнего хлама.
Хламом таким, несомненно, был он...
Мишку несли за пришитое ухо,
он всё не верил, не верил, урчал!
Но без программы душевного слуха
кто его слышал? И снова – подвал...
Бесперебойно включается схема
"старое прочь" – было, будет и впредь.
Вдруг он заплакал, тихонько и немо,
как может плакать лишь старый медведь.
