Любовь и Черепаха дрались насмерть, давно, целую вечность.

Любовь всхлипывала и бессильно колошматила по твёрдому панцирю, животное шло на неё танком и корябало заточенными когтями. По бледному лицу Любви текли тонкие струйки нежности, Черепахе же всё было нипочём - панцирь.

 

Подтянулись четыре Слона, стало пятеро на одну. Текла непрерывным потоком нежность, отлетали куски счастья, превращалась в лохмотья доброта, падало наземь милосердие.

Фауна расправлялась с чувством.

 

Напоследок соорудив из себя композицию устройства мира, пятёрка удалилась, оставив Любовь лежать без движения.

 

Летели годы, шли дни, ползли часы, что-то менялось в этом мире.

С изящным хрустом прорастали крылья из лопаток и клыки из дёсен, дьявольский огонь загорался в глазах.

- Мы ещё посмотрим, кто кого, - пробормотала Любовь голосом Кирпича-Садальского, с трудом поднимаясь с земли.

Расправив перепончатые крылья, взмыла вверх и, со свистом разрезая воздух, страшно хохоча, исчезла в багровых облаках.

 

Она бывает такой разной, Любовь. Непобеждённая. Аллилуйя.

 

 

-"-"-"-"-"-"-"-"-

 

Мам, здравствуй. Пишу из далёкой страны под названием Детство.

Ты здесь молодая, и хворь далеко. Шьёшь накидку на кресло.

Летом едем на юг дикарями. На месяц. Курорт Геленджик.

А весной будет братик. Похоже, счастливому детству кирдык.

Знаешь, мам, тут у нас всё, как прежде: моло́чка, муз.школа, английский.

Пианино бренчит, я учусь, ты в обед оставляешь записки.

"N! Пельмени в кастрюле. Купи полбатона." "N! Сбегай в аптеку."

Я поем. Я куплю. Ирка ждёт, мы запишемся в библиотеку?

Чайник с газа убрать не забудь. Я вернусь, будет ночь. Твоя ̶и̶д̶е̶а̶л̶ь̶н̶а̶я̶ непутёвая дочь.