- БОЖЬЕГО ЗВЕРЯ, ГОСПОДНЯ ВОЛКА
Жертвенным агнцем всегда оказываешься ты сам:
Не волчок за бочок и не лиса за леса. -
Через много лет после осени просыпаешься от толчка -
И в лицо впиваются два горящих зрачка.
Хочется выть.- Встаёшь, наливаешь чего-нибудь выпить.
Он всё видит. Ты - маленький. Бьётся луна, как вымпел,
Застревает среди бровей прокуренных, облаков...
Лай собак вдалеке накрывает тоска волков.
И опять. Стынет осень в крике: "Жарко горящий куст,
Страшно встретить Бога в тебе или искус
В ожидании, что клюёт ежедневно печень!"
Твой порыв остаётся неопредмечен
Даже золотом и янтарём поры.
Дни несут на костры.
Ты, конечно, уедешь. - Спросит:" Семестр пропустишь?" -
Из морщин можно выткать ковёр. Корпускул,
Павших ангелов шорохи, желудей?
Никогда ни за чем ни за что нигде
Ты встаёшь по ночам послушать: ДЫШИТ?
Шелестят в полых венах дожди, по крыше,
Не до нас \ не до вас \ не через тысячу лет...
принимая ответ.
В третий раз и в четвертый Рим
говоря: мы все догорим.
Говоря прям в сухую от страха траву: время сеять,
А не зреть, не кричать "живу!"
Нам до сена тоже недалеко.
Мчит состав в молоко.
В лимб. Ни Моисей, ни доктор
Не подскажут. Рассыпал сентябрь оптом
Неприятностей ворох, счета, злую морось.
Ты к рассвету Пилат. Тщательно руки моешь.
Вместо завтрака видишь - лицо живое.
Пропадают билеты, отпуск на море.
- Только ложечку за дед-мороза и за меня...
- Не понять?
Выраженье лица выносишь за двери, утку.
Поднимаешь мысленно руку, ловя попутку,
Чтобы ветер путался в пьяных звуках, травах и волосах.
Снова три на часах.
Снова темень. Не знаешь, день ли, ночь ли?
Мать любая всегда остаётся дочкой.
Оболочки рвутся, связи, бусы, бинты.
Ты не можешь уехать. Можешь уехать ты.
Крики поезда пронимают до самых жадных жил, .до извилин.
За гардиной сияет река автомобилей.
Все б любили, раз так легко, но любовь - это жертва.
Бог привык к сарказму, к метафорам, жестам. -
И рябины горят,
и клёны горят
в ряд.
И горящие с тобой говорят
