Чуть меньше половины своей жизни я прослужил в армии и мне часто снятся про неё сны. Самое смешное, что меня несколько раз призывали служить, и я соглашался, при этом рассуждая – странно, конечно, повторно, но почему нет, если требует Родина.

 

На этот раз приснился кошмарный сон. Во время прохождения службы совершил самовольную отлучку из воинской части, чтобы купить к 8 марта жене подарок в городе. Но был арестован патрульной службой и посажен на гауптвахту в одиночную камеру. Жутко одному в камере, да ещё в голых обшарпанных стенах, исписанных и изрисованных нецензурными словами и иероглифами, не единожды закрашенными краской.

В зарешеченное окно тускло светила луна. С балкона четырёхэтажного дома напротив появился направленный яркий луч света и осветил меня. Послышалась музыка, но с изменением частоты мигания луча, менялся и её ритм, иногда музыка исчезала, и слышен был разговор мужчин. Всё затихло и изменяющийся поток света начал управлять моим телом: сердце сильно застучало и готово было вырваться из груди, а затем лёгкие будто сами по себе задышали, того и гляди лопнут. После непродолжительной экзекуции чей-то мужской голос сказал: "А сейчас будешь петь строевую песню: "У солдата выходной".

И, действительно, сам того не желая, запел песню. Соседи по гауптвахте их общей камеры забарабанили кулаками по стене и закричали: "Хватит петь! Не мешай спать! Заткнись!". Как-то подействовало – петь прекратил. Другой мужской голос потребовал: "Расскажи военную тайну, и мы от тебя отстанем". Я ответил, что ничего не знаю, так как служу в хозяйственном взводе и ещё не стрелял из автомата, а вожу воду в бочке на лошади Савраске в подсобное хозяйство для скота. Тот же голос сказал: "Ничего страшного ты у нас сейчас повоюешь и без оружия".

 

Сознание переключилось. В образе огромного льва стою на высокой горе, а впереди по полю, заросшему степным ковылем, на меня несётся с улюлюканьем конница монголо-татар. Не дожидаясь приближения конницы, я не побежал, а полетел в атаку и начал рвать всадников клыками и когтями. На поле брани лежало бесчисленное количество поверженных врагов. В воздухе появилась стая орлов. Когда приземлился на гору, из моей груди вырвалось душераздирающее победное рычание.

Далее как в фильме пробежали титры, и мне, в помещении, напоминающем солдатский клуб, военный прокурор огласил приговор: "За разглашение военной тайны – рассекречивание клички боевого коня, рядовой Петров приговаривается к высшей мере – расстрелу! Приговор обжалованию не подлежит... Ваше последнее желание!" Я ответил: "А разрешите напоследок увидеть своих детей!" Раздался дружный мужской хохот. Тут я и проснулся.