Совсем он никудышный этот месяц, – шептался Народ, по календарю весенний, да Весна – ранняя ветреная, да студёная мать, никакого присмотра за первенцем.

 

А Март то весело гулил птичьим перезвоном, то перезванивался с первоцветами, то задорно пускал солнечных зайчиков в лица нахмурившимся прохожим.

 

Пускался наперегонки с шалым мальчишкой Ветром.

 

Останавливаясь неожиданно, примерял плиссированную юбочку к жёлтым головкам Маргариток, что выбежали на лужок, поприветствовать новорождённого.

 

Взрывал набухшие почки и любовался заневестившейся сливой и миндалём.

 

Поддакивал Нарциссу, чтобы скрасить его одиночество.

 

И пускался нежно приглаживать шелка проклюнувшей травы, изумрудно сияющей от его прикосновений и батист проклёвывающихся клейких листочков.

 

Ликуя, взмывал в небеса с птицами и гонялся за высокими облаками в голубой кисее купола, непромытой ещё весенними грозами, не взбитой первыми громами.

 

Добрел Народ от красоты мартовских восходов и закатов. Особые они. Неповторимые. 

 

Само Солнце зависало в Небе, чтобы полюбоваться забавами сорванца Марта.

 

– Быть ему переходным месяцем: Зиму закрывающим и Весну открывающим. Люби, его Народ таким: взбалмошным и переменчивым, – улыбнулось по‐отечески Солнце и добавило тепла, да минуток солнечных Пробуждающему Жизнь.