Подобно Белой Королеве, бреду по узким улочкам, покрывая дороги, тротуары, хлипкие торговые лавки, крыши старых домов и настороженные собачьи головы, что высунулись из тесных будок, холодной чистой мантией снега. За мной крадется Мороз, а потому, кроме сторожевых псов, никто не посмеет и носа показать из-за дверей маленьких унылых лачуг.

 

Сейчас, когда земля в моей власти, очищается кристальным снежинками и омывается ледяными ветрами, как никогда видны царящие рядом роскошь дворцов и храмов, украшающих центральную площадь города, и нищета этих тесных окраин, не спрятанная яркой зеленью или золотисто-красными коврами листьев… и все, что я могу – расписать ледяными узорами закопченные окна тесно сгрудившихся домишек да приказать Ветру дуть чуточку слабее у их покосившихся заборов и ворот.

 

Шорох меж закрытыми лавками едва слышимый, тихий плач еле различим за заунывной песней Ветра, и заставляет заглянуть в темный проход – псина там какая или…

 

Мальчик лет шести, худенький, грязный, в изношенной тонкой одежде и рваных башмаках, видно, бродяжка, прижавшись к промерзшей стене, дует на маленькие ладошки и остервенело трет их, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла. Ресницы его белые от слез и изморози, глаза и щеки покраснели, а в прерывистом дыхании все чаще слышатся глухие хрипы. Наверняка, он совсем не чувствует ног: сквозь дыры на штанах и старой обувки проглядывает почти посиневшая кожа, а руки двигаются все медленнее.

 

Мальчишка поднимает взгляд, смотрит прямо в мои льдисто-голубые глаза и тихо спрашивает:

 

– Тетенька, вы кто? Такая красивая… Вы меня заберете?

 

Надо же… не каждый увидит меня в снежном одеянии и строгой короне, не каждый разглядит холодную красоту светлых глаз, бледных щек и губ, не каждый осмелится протянуть закостеневшую ладошку к белым косам.

 

– Забрать? Ты хочешь пойти со мной? – Как немного тех, кто желает попасть в колкие объятия Царицы-Зимы!

 

– Я хочу согреться, тетя, – шепчет ребенок, прикрывая глаза.

 

Разве можно отказать ему в таком искреннем желании? В унисон Ветру, я затянула тихую колыбельную, повелев Морозу покрепче обнять маленькое тело:

 

«…Все уснуло, даже горе,

Все ушло во мглу;

Сон летает над подушкой,

Лишь морозец с колотушкой

Бродит по селу…»

 

Прикрыв глаза и крепко обняв себя руками, мальчик, должно быть, в забытьи ощутил долгожданное тепло, а потому расстегнул изъеденный молью овчинный тулупчик, стянул шапку, покрепче прижавшись к Батюшке-Морозу. Что ж, будет ему сыном или младшим братцем.

 

Укутав малыша покрепче, уходим прочь, вслед за стенающим Ветром. Обернусь на мгновение, еще раз взглянув на побледневшее, притихшее дитя и допою.

 

– Засыпай, мальчик. Под снежным одеялом на мягкой белой перине больше никогда тебе не будет холодно.

 

Никогда.