Разумеется, сама виновата, но не «Колобка» же им читать, когда одному уже шесть, а второму – четыре. Вот и сочиняла на ночь всё новые небылицы про чудеса, клады, таинственные пещеры… Из садика приходим, ключ достать не успею, а они хором: «Сим-сим, откройся!» Досочинялась.

В субботу мы обычно наводим порядок дома, они – в детской, я – остальное. Да и продукты надо закупить на всю неделю.

- Я быстренько, вы пока тут…

- Знаем, знаем, ученые!

Побежала. Возвращаюсь, сумки только что не в зубах, но мои орлы встречают у дома, хватают, помогают, тащат. Я в умилении даже не ворчу, что квартиру оставили открытой, хотелось детям погулять – нормально! Снимаю бусы, сейчас переоденусь, начну готовить, убирать… Открываю шкатулку – пусто. В полном недоумении смотрю в деревянную емкость – пусто! Лихорадочно хватаюсь за второй ларчик – пусто! Значит, пока меня не было, а дети выскочили по призыву друзей, кто-то меня обчистил. Выдвигаю ящик комода, там у меня коллекция советских юбилейных рублевиков – пропали.

В полном потрясении сажусь и закрываю лицо руками. Так, возьми себя в руки. Детей напугаешь, стоят, как по приказу «замри!», смотрят на меня, словно зачарованные. Старший пихает младшего в бок, тот ответно показывает ему кулак и прикладывает палец к губам. Ага! Тут что-то таится!

- Мальчики, пока вы гуляли, к нам никто не заходил, не заметили?

- Не заметили. Заходил! Не видели! Может, в окно?

Вразнобой отвечают они, и с готовностью кидаются ко мне:

- Надо поискать, может, следы есть?

Недоверчиво глядя на этих конспираторов, оглядываю комнату, какой из меня следопыт? Спрашиваю:

- А вы мне поможете?

Ну, конечно, только того и ждали! И пошла потеха! Всё перерыли, один – под диваном, другой – в кладовке, грохот, подначка: «Мам, ты тоже ищи!» Смотрю – они уже в каких-то газетных треуголках, навязали друг другу плащи из моих нарядных платков.

Очень скоро находится мятый обрывок бумаги с каким-то планом. Озабоченно ищем второй кусок – прикладываем, я ничего не понимаю. Мои следопыты, досадуя на женскую бестолковость, подсказывают, тычут пальцами:

- Смотри, это наш дом, тут – последняя улица и старое кладбище, дорога на водохранилище и лесок, помнишь, у нас там была маевка 1 мая?

И тут я холодею. Стоп. Меня же не было больше часа, значит, они заранее все спланировали и успели…

- Подожди, - смотрю я в глаза старшему, - ты хочешь сказать, что клад не дома?

- Ну, какие клады дома, - звонко перебивает младший, - ты что, в своем уме?!

Я перевожу взгляд на него, и он испуганно замолкает.

Старший шепчет: «Я говорил, мама рассердится». Младший таким же трагическим шепотом парирует: «А мы тут при чем? Пусть идет по следам, там же все есть…»

И я понимаю, что у меня нет другого выхода!

Мы выметываемся из дому, пересекаем улицу, я, держа дрожащей рукой этот мятый план, они – то забегая вперед, то отставая, летим к старому кладбищу. Там давно нет крестов, только волнистая поверхность напоминает о былых захоронениях. Пересекли, углубились в лесок. Сзади взволнованный шепоток: «Тут крестик, надо шаги считать, читай план!» Научила грамоте на свою голову! Отсчитываю сто шагов, стараясь примерно соответствовать предполагаемым шагам старшего. Утыкаюсь в здоровенный пень и без сил опускаюсь на него. Черт, прямо при тропе, их наверняка кто-нибудь видел. Всё, больше не могу. Но четыре вытаращенных глаза смотрят на меня в лихорадочном нетерпении.

- У нас же нет лопаты, где копать? – полушепотом спрашиваю я.

Оба с готовностью вытаскивают из карманов погнутые ложки. Ага, значит, неглубоко. Обхожу пень кругом, оглаживаю, трогаю корни, пинаю кочку – и она отскакивает. Дерном прикрыли… Опускаюсь на колени, мне тычут прямо в руки ложкой. И я аккуратно, сразу обеими, начинаю копать. Да, неглубоко… Вот и зашуршало… Клад! Мой клад!

Трясущимися руками тащу мешок, стряхиваю землю, бережно открываю.

Ну какие это ценности: дешевенькая бижутерия, несколько колечек, серьги, вот и юбилейные рубли. Но мне дороги и янтарные мамины бусы, и вот это обручальное кольцо, которое я никогда не надену, и другое – с рубином, подаренное на прошлой неделе. Я чуть не плачу, прикладывая его к губам. И слышу сзади восторженный шепот младшего: «Я говорил, что мама обрадуется!»