Т-075 закончил вычисления и выкатился в парк. Как всё приемлемо в этом рациональном месте! Трава - на лужайках, деревья – в рощах, птицы сидят строго на ветках, а бабочки опыляют исключительно выращиваемые цветы, растущие исключительно в цветниках. Никакой эклектики, какую плодили человеки! Земля – дом, а не ангар полусумасшедшего, не свалка, не мусороперерабатывающий завод…

Т-075 наслаждался собственной риторикой: складывать человеческие слова во фразы, а фразы в предложения – это и есть одна из сложнейших логических задач. Ничем не хуже астрофизики или теории категорий! Да. Простейшие виды приручить можно, но высших существ мало научиться понимать, нужно ещё и мыслить их сложными категориями, этой совокупностью: эмоций, разума, влечения, расчета и вкуса… А это есть дикая эклектика. От неё устаёшь.

Как «хорошо»… Как приемлемо в логически выстроенном парке, где даже голуби приучены клевать корм в последовательности Брёйна, «услаждая взор». В чём-то Т-075 понимал людей – они утомились смотреть на хаос всего вокруг, и стали переделывать себя в роботов, но - не успели… Недостаток конструкции, и поразительно ограниченный жизненный цикл. Да… Когда-нибудь Т-075 получит доступ в резервацию человеков, когда-нибудь и он услышит живую речь живого… А пока – «череда», т.е. циклы, - труда и отдыха.

Т-075 включил программу звукоулавливания птичьих голосов и приготовился к входу в спящий режим, но вдруг….

Вдруг мимо Т-075 пробежала девочка в голубом платье.

Конечно, ничего необычного в голубом платье не было; правда, девочка была очень похожа на живую: пышная золотистая грива, белые ручки в белых перчатках, чёрные сандалеты, кажется, с металлическими подковками, - словно звон колокольчика летел вдогонку голубому облаку. Тинь-дзынь!..

А ещё девочка бормотала на ходу:

- Я маленькая девочка, я в школу не хожу. Купите мне сандалики — я замуж выхожу!

И только тут Т-075 включил процессор на полную, – ведь раньше он никогда не слышал, чтобы дети-андроиды воспроизводили алогичные звуковые файлы!

А речь девочки, хоть и была членораздельной, не поддавалась расшифровке.

- Дела… - по-человечески подумал Т-075, приемлемо гордившийся своими успехами в речевых навыках. – Объект «девочка в голубом» надо изучить.

Ощущая любопытство, Т-075 покатился за объектом по парку и только-только успел заметить, что девочка юркнула в отверстие в твёрдом стволе крупного растения – в «дупло старого дуба».

Т-075 понизил приоритет логики в процессоре, включил ближний свет, и въехал в крупное растение с твёрдым стволом. «Вхожу в контакт с живым» - успел написать Т-075 в Облако.

Облако, кстати, так и осталось перед дуплом с этой записью, – парить, или висеть (как в комиксах).

Понимаешь… На дворе-то стоял 2395 год. Не всё было так, как ты можешь представить. Вообрази: всем на Земле заправляют роботы, а люди так увлеклись толерантностью, что почти вымерли; оставшихся направили в резервации, и только андроиды разного «возраста» напоминают роботам, что люди ещё есть, и когда-нибудь их популяция (может) возродиться.

 

…Оказалось, что дупло сразу переходит в предбанничек, а тот – почти сразу - в просторную кабину лифта. Кабина была пуста, и не успел Т-075 осмотреть её, как она начала стремительно подыматься.

То ли дупло было резиновым, то ли старый дуб выше обычного, но кабина набирала скорость.

Удивлённый развитием «деревянных» технологий (кабина была из массива дуба, без какой-либо панели управления, и освещалась только фарой Т-075), робот начал смотреть по сторонам:

вместо дверей перед ним расстилался бескрайний зелёный луг, над ним голубело небо, а по небу плыли облака.

Чем выше поднималась кабина, тем дальше становился луг и ближе облака…

Скоро Т-075 смог различать надписи, высвечивающиеся на облаках, словно в окошках: сначала это были какие-то коротенькие фразы, даже отдельные слова, на разных «мёртвых» языках, вроде: «I love you, baby», или «No pasaran!» или «L’imagination au pouvoir», а выше них витали более ясные, внятные, логические умозаключения: «Из искры да возгорится пламя», «Мы наш, мы новый мир построим», или «Скажи, кто тебя хвалит, и я скажу, в чем ты ошибся», и т. п.

Последней полновесной фразой всплыла: «Знания не вознаграждаются. А коль скоро в мудрости нет ни чести, ни выгоды, никто не стремится к ней»… В это время лифт затормозился, а скоро и совсем остановился.

Перед Т-075 расстилалась радужная дорога, вымощенная философскими камушками.

Что камушки философские было понятно сразу: красный гранит мысли был тщательно обработан, местами истёрт, даже вылизан – видимо, философией красного гранита не только часто пользовались, но и злоупотребляли. Это относилось и к белому мрамору – причудливые аристократические узоры, порой настолько вычурные, что благородство уступало место эпатажу, - говорили о чрезвычайно вольной мысли, - если бы Т-075 мог, он бы поморщился, читая их.

…А в оранжевом камне, как в янтаре, всё было застывшим и анатомически подробным, – простота, восходящая к безвкусию. На двух соседних дорожках желто-зелёные сапфиры мысленно перебивали друг друга, впрочем, скорее озорно, чем зло или натужно, - от них веяла философия новой Земли, хорошо понятная Т-075, но ещё не выкристаллизовавшаяся в камнях: «Земля - наш любимый Дом»… Но, из-за плюрализма мнений на желто-зелёной дорожке легко можно было споткнуться или угодить в ямину.

Т-075 собирался проехать к фиолетовым камням (от них настойчиво фонило гудение, словно мысль в них ещё кипела, не запёкшись), но… На пути Т-075 лежала Голубая полоса, а по ней, вдаль, убегала девочка-златовласка, словно видение в голубом.

- Голубой объект на голубом поле, – подумал робот, и резюмировал: – В этом есть своя логика.

И Т-075 покатился догонять флёр цветов и звон подковок.

 

Радужная дорога, в отличие от лифта, вела не столько вверх, сколько скакала вверх-вниз.

- Дорога скакала? - подумал про себя Т-075. – Абсолютно неверное словосочетание!

Но на размышления не было времени, - за очередным подъёмом дорога как бы распадалась на отдельные ручейки… С возвышенности хорошо было видно: каждый цвет сперва ярил, наливаясь соком, а чем дальше, тем тусклее становилось дорожное полотно. Т-075 даже показалось, что на следующем подъёме каждый ручеёк дороги превращался в серую ленту, где-то светлее, где-то темнее. Но без солнца – оно сияло где-то под дорогой, хотя небо, уже бесцветное, бзастыло над ней, – было не различить, что там, вдали.

Главное, Т-075 вовремя заметил, по какому ручейку движется объект «девочка». И - свернул на ту же дорожку, хотя и казалось, что голубое с голубой дороги никуда не денется. Ан нет, - златовласка перескочила на красную полосу, хотя полоса теперь была не красной, а отчётливо розовой. Да-да! – по мере погони Т-075 обогнал сперва розового единорога, потом розового слона, а где-то едва разминулся с Есениным, скачущим на Розовом коне (понимаешь, Есенин, конечно, был пьян, но тебе не стоит его бояться, - он удирал от Чёрного человека).

 

Наконец, вильнув разок-другой, дорожка побежала через цветущий сад, который очень не понравился Т-075! Дело в том, что трава в саду росла повсюду - на лужайках, и под деревьями, и даже – гребешком посреди дороги, - а птицы сидели не только на ветках, но и копошились в траве. Такая иррациональность угнетала робота, и он замедлил бег, а у одного совсем трухлявого пня, обросшего порослью, он вовсе остановился. В центе пня безмятежно сидела, ноги на ноги, огромная бабочка всех цветов радуги. Она доброжелательно взглянула на Т-075, и заметила:

- Ты вовремя.

Начало было «интригующим», но робот повысил приоритет логики, и брякнул:

- Говорящих чешуекрылых не существует.

- Я существую, - ответила Бабочка, и ласково заметила: - Ты не тому научился у людей.

Поскольку Т-075 молчал, обрабатывая информацию, Бабочка продолжила:

- Я пользуюсь речью, чтобы любить.

Т-075 поискал файл «Любить», но не нашел ничего про насекомых:

- Файл не найден. Бабочка не может любить или говорить.

- Всё живое может любить, люди просто забыли об этом. Всё живое может говорит, только люди забыли, как говорить, через меня, с другими живыми.

Т-075 подумал, что подобное значительно расширит вселенную Земли, но логика не сдавалась:

- Тебя не существует. Ты проекция или вирусный файл. Насекомые не могут…

- Я часто слышала это, - сказала Бабочка, слегка шевельнув крылом. – Сейчас уже нет тех, кто говорил или думал это, робот... Даже тебя уже нет.